“Русские — это нули”. Марокко, бабуши и Калашников

2014 год, Марокко. Расплата за красный паспорт настигла нас на рынке — мы как раз выбирали себе бабуши — разноцветные тапочки с изогнутым носом кверху.

Его можно понять: россиянам как раз закрыли Египет, и вот все бремя/благословение в виде потока российских туристов пало на Марокко. Бог знает, как происходило это столкновение культур: Касабланка и Москва, Марракеш и Воронеж. А может, этот марокканец сам по себе был такой сознательный и политически подкованный.

2014 год был вообще весёлым для путешествий. Мы были на стажировке во Франции полгода, и все полгода Россиюшка была главным ньюсмейкером. Сначала Олимпиада в Сочи и дебаты про закон о гей-пропаганде, потом Крым, потом война. “Альбина, а у меня вот такой вопрос, — дразнит меня голландец, — ты сюда на стажировку или ты еще танки в дьюти фри прихватила? (это как в анекдоте “Occupation? No, no, just travelling!”)

Несмотря на это, с нами чаще всего говорили о другом. “Ты русская? О, я читал Булгакова. О, мне нравится Достоевский”. Я тогда подумала: вот как получается. Одни знают мою страну по литературе и балету, другие — по калашникову. Сейчас я думаю: пока одни создают Россию литературы, другие создают Россию танков и калашниковых — и они в очередной раз оказались громче.

А тогда мы собрали в кулак весь свой френч и горячо заспорили с торговцем — по-французски мы уже болтали прилично. Мы-то были уверенны, что наш долг — просветить отдельно взятой зарубежного партнера относительно нашей не-такой-уж-плохой-хоть-и-проблемной-родины. Удивительно сейчас это вспоминать.

Бабуши тоже купили, но не у него. Я красные, а Катюха зелёные