Человек пути. Неономадизм

#СоциологияAsIs

Волны миграции, созданные военными действиями, метания граждан России по ближнему зарубежью вновь сделали актуальной концепцию номадизма - стратегию кочевого образа жизни современного человека. Ж. Делёз и Ф. Гваттари в своей концепции* (от 1970-х г.) переложили архаическую модель кочевничества на современный мир. Сегодня номад (в переводе с греческого nomad - кочевник) - скиталец с идеологией, в которой постулируется принципиальный отказ от фиксированной локализации, выпадение из иерархических структур и сетевая организация жизни.

В основе концепции находится понятие ризомы. Они сильно коррелирует с сетевой организацией жизни. Если делать отсылку к ботанике, то ризома - это модель-оппозиция корневой системе: корень прорастает глубоко вниз, образует вертикаль, а ризома, наоборот, ширится и не имеет стержня. По аналогии, для номадов пространство мира едино и открыто, то есть ризомно: без смыслового центра, структурности и однородности. Для них характерна глобальная дерегуляция - утрата территориально-государственной привязанности, потеря фиксации на локальном сообществе и доме.

Если буквально, то ризомность отражается в физическом пространстве, городской логистике. Например, ландшафт города предполагает переплетение дорог, труб и наличие мест для временного проживания. Сетевая организация жизни касается и виртуального поля как продукта глобализации и цифровизации. Ризомность здесь выражается в возможностях беспрепятственной коммуникации через девайсы и выход в сеть (лишь бы интернет работал). В таком пространстве современные номады находятся в постоянном движении, могут поддерживать связи с людьми в разных частях мира.

Так, например, айтишники отлично вписываются в концепцию кочевого образа жизни. Свободные от территориально-географических ограничений передвигаются по миру с ноутбуком. А гибридность урбанизма только упрощает мобильность. Города кишат местами временного пребывания и мультифункциональными пространствами: хостелами, коворкингами, коливинг-территориями, кофейнями с зонами для работы и тд. При такой постоянной релокации номады оказываются свободными от большинства бытовых предметов. У номадов они компакты. Нет необходимости “все свое носить с собой”, т.к. очередное место для постоя обеспечит их всем необходимым.

А что дальше?

На одной чаше весов культурное и социальное обогащение, расширение картины мира. На другой, процессы аккультурации и ассимиляции. Как итог, стирание границ идентичности у русских кочевников. Скачущие между культурными мирами, люди пути, примеряют на себя новые “маски”. Образуется некая мозаика идентичностей. Номад предстает как человек без внутреннего энергетического центра и опоры. И что же получается? Если неономадизм станет универсальной поведенческой линей, то перед нами возникнет новый гибридный тип личности? Сможет ли он в состоянии “оторванности” построить устойчивые связи с другими людьми и какие инструменты для это будет использовать? Как это отразится на национальных границах? Не станет ли общество номинальным, состоящим из слабо связанных между собой людей?

*Делез, Ж. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения / Жиль Делез, Феликс Гваттари; пер. с франц. и послесл. Я.И. Свирского; науч. ред. В.Ю. Кузнецов. — Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. — 895

Ведущая рубрики - Дубинина Дарья, аналитик ЦСП «Платформа»