Эпидемия эмоционального выгорания

Рассказывает Джонатан Малешик

Богатые иррациональны, когда дело доходит до работы. Из всех членов нашего общества им меньше всего нужно зарабатывать больше денег, но они работают больше всех.

Миллиардеры-титаны индустрии высоких технологий хвастаются своей сточасовой рабочей неделей, хотя их труд не является тем, что повышает цены на акции их компаний и еще больше обогащает их. Американцы с учеными степенями имеют самую высокую среднюю заработную плату, но, как правило, работают больше и тратят меньше времени на отдых, чем люди с менее формальным образованием. Дети богатых родителей в два раза чаще устраиваются на летнюю работу, чем дети из бедных семей. И многие пожилые американские профессионалы, у которых есть сбережения на пенсию, продолжают появляться в офисе.

«Смена карьеры спасла мне жизнь»: люди, которые построили лучшую жизнь после эмоционального выгорания

Я тоже иррационален. Я получал зарплату среднего класса в качестве штатного профессора колледжа, но все больше утомлялся и разочаровывался в работе. В конце концов, я уволился. Несмотря на то, что преподавание сыграло ведущую роль в моем эмоциональном выгорании, без него я чувствовал себя настолько бесцельно, что менее чем через два года я стал внештатным инструктором, зарабатывая всего несколько тысяч долларов за курс, что составляет лишь малую часть того, что я зарабатывал раньше. . Мне нужна была структура в мои дни. Мне нужно было проявить свои с трудом завоеванные педагогические навыки. Прежде всего, мне нужен был кто-то, кто мог бы рассчитывать на то, что я появлюсь и сделаю достойную работу.

Все это свидетельствует о том, что мы работаем не только ради денег. Многие люди, среди которых волонтеры, родители и голодающие художники, вообще не получают оплаты за свой труд. Даже небогатые работники, которым действительно нужна каждая копейка их зарплаты, часто говорят, что на карту поставлены не только деньги. Они делают свою работу из любви, служения или вклада в коллективные усилия.

Ухудшение условий труда, в том числе более высокая эмоциональная напряженность и меньшая безопасность, чем в середине 20-го века, говорят только о половине того, почему выгорание так распространено в нашем обществе. Выгорание характерно для нашего века, потому что разрыв между нашими общими идеалами о работе и реальностью нашей работы сейчас больше, чем в прошлом.

Работники Работники текстильных фабрик в Манчестере, Англия, или Лоуэлле, Массачусетс, два века назад работали дольше, чем типичные британские или американские рабочие сегодня, и делали они это в опасных условиях. Они были истощены, но у них не было психологического состояния 21-го века, которое мы называем выгоранием, потому что они не верили, что их работа — это путь к самореализации. Идеал, который побуждает нас работать до изнеможения, — это обещание, что если вы будете усердно работать, вы проживете хорошую жизнь: не просто жизнь с материальным комфортом, но жизнь с социальным достоинством, моральным характером и духовной целью.

Я хотел стать профессором, потому что мои профессора в колледже, казалось, жили хорошей жизнью. Их уважали, они казались людьми здравого смысла, и их работа преследовала ясную и благородную цель — получить знания и передать их другим. Я практически ничего не знал об их жизни за пределами класса или о личных демонах, с которыми они сражались. Двум моим наставникам в конце концов отказали в должности, и им пришлось искать новую работу. Третий умер от сердечного приступа через несколько лет после того, как занял важную административную должность.

Я не связывал их несчастье с моими карьерными перспективами. Как я мог? Я был ослеплен своей верой в американское обещание: если я получу подходящую работу, успех и счастье обязательно придут.

Однако это обещание по большей части ложно. Это то, что философ Платон называл «благородной ложью», миф, оправдывающий фундаментальное устройство общества. Платон учил, что если люди не поверят лжи, то общество впадет в хаос. И одна конкретная благородная ложь заставляет нас поверить в ценность тяжелой работы. Мы трудимся ради прибыли наших боссов, но убеждаем себя, что достигаем высшего блага. Мы надеемся, что работа выполнит свое обещание, и надежда заставляет нас работать дополнительные часы, браться за дополнительный проект и жить с отсутствием повышения или признания, в котором мы нуждаемся.

Трудолюбие, пожалуй, больше всего ценит американское общество. В опросе, проведенном Pew Research Center в 2014 году, в ходе которого людей спрашивали об их личности, 80% респондентов назвали себя «трудолюбивыми». Ни одна другая черта не вызвала такой сильной положительной реакции, даже «сочувствие» или «принятие других». Только 3% заявили, что они ленивы, и статистически незначительное число идентифицировали себя как ленивых.

Мы все знаем, что многие из нас искренне ленивы. Подумайте о своих коллегах. Сколько из них Подумайте о своих коллегах. Сколько из них бездельников? И сколько из них сказали бы, что они совсем не такие? По большому счету, не все мы усердно трудимся весь день, напрягаясь над нашими отчетами и потея на встречах с клиентами. Скорее, мы говорим, что мы трудолюбивы, потому что знаем, что должны думать о себе именно так.

Согласно современным представлениям о работе, достоинство, характер и цель доступны работникам только в том случае, если они увлечены своей работой. Предполагается, что вовлеченность сотрудников также положительно влияет на конечный результат. Гэллап, проводящий опрос рабочих о вовлеченности, описывает вовлеченных работников в героических, даже праведных выражениях:

Вовлеченные сотрудники — лучшие коллеги. Они сотрудничают, чтобы построить организацию, учреждение или агентство, и они стоят за всем хорошим, что там происходит. Эти сотрудники вовлечены, увлечены и преданы своей работе. Они знают масштаб своей работы и ищут новые и лучшие способы достижения результатов. Они на 100% психологически преданы своей работе. И они единственные люди в организации, которые создают новых клиентов.

«Психологически предан своей работе на сто процентов». Кто такой?

По данным Гэллапа, около трети рабочих в США таковыми являются. Для менеджеров, которые согласны с результатами исследования, две трети незанятых работников представляют собой серьезную проблему. Один деловой обозреватель утверждает , что отстраненные сотрудники обходятся работодателям в дополнительные 34% от их зарплаты из-за прогулов и потери производительности. Другой описывает их как «тихих убийц». Гэллап предупреждает, что непродуктивные, самодовольные работники могут даже скрываться незамеченными среди высшего руководства. Активно отстраненные даже уничтожат время и достижения других. «Что бы ни делали вовлеченные, — утверждает Гэллап, — активно невовлеченные пытаются разрушить». Короче говоря, они злодеи, стремящиеся подорвать миссию наших героев.

Такая риторика не просто смехотворно абсурдна; это тоже бесчеловечно. Дело в том, что американские рабочие более заняты, чем в любой другой богатой стране, по собственным меркам Гэллапа. Уровень их вовлеченности действительно может приблизиться к человеческому пределу. (В Норвегии уровень вовлеченности вдвое меньше, чем в США, и тем не менее норвежцы входят в число самых богатых и счастливых людей на земле.)

Но вот другой взгляд на проблему: работник, который не увлечен работой, не обязательно страдает от эмоционального выгорания. Возможно, она просто нашла способ привести свои идеалы в отношении работы в соответствие с реальностью своей работы, возможно, за счет относительно низких ожиданий от работы. Если она только на 80% психологически привержена работе, но при этом достаточно компетентна, то следует спросить: в чем проблема?

Некоторые из моих друзей, врачи, редакторы и даже профессора, много работают, любят свою работу и преуспевают. Некоторые профессии, такие как хирургия, способствуют процветанию больше, чем другие. Хотя все врачи склонны к выгоранию, хирурги получают не только одни из самых высоких зарплат среди всех работников, но и высокую удовлетворенность работой и высокий уровень значимости. Когда они делают шаг назад и думают о том, что они делают, хирурги должны чувствовать себя хорошо в своей работе.

Однако вовлечение не в том, чтобы отступить. Речь идет об погружении. При выполнении процедуры хирурги выполняют работу, которая создает ощущение «потока». Как описал их покойный психолог Михай Чиксентмихайи, люди в состоянии потока отгораживают себя от мира и своих собственных телесных потребностей, отказываясь от еды и сна, поскольку они делают что-то, что кажется хорошим само по себе. Это состояние вовлеченности, которое дизайнеры видеоигр стараются поддерживать, потому что из-за него сложно выйти из игры.

Однако у Чиксентмихайи поток мыслей чаще всего возникал на работе. В своей книге «Поток: психология оптимального опыта» Чиксентмихайи указал на сварщика по имени Джо Крамер как на пример «аутотелической» личности, то есть на человека, который легко входит в состояние потока на работе, которое затем становится самоцелью. . Хотя у Джо было только четвертое образование, он мог починить что угодно на вагоностроительном заводе, где работал. Джо лично идентифицировал себя со сломанным оборудованием, чтобы починить его. Поскольку Джо превратил задачи своей работы в аутотелический опыт, его жизнь была «более приятной, чем у людей, которые смиряются с жизнью в рамках ограничений бесплодной реальности, которую, по их мнению, они не могут изменить».

Все коллеги Джо согласились, что он незаменим. Его босс утверждал, что завод станет лидером отрасли, если у него будет еще несколько таких парней, как Джо. Несмотря на свой редкий талант, Джо отказывался от продвижения по службе.

Система, которая уважает вовлеченных сотрудников, также создает беспокойство, которое можно подавить только за счет более интенсивной работы.

Обещание большей производительности без больших затрат: вот почему вовлеченность и поток так привлекательны для менеджмента в постиндустриальную эпоху. Согласно современной доктрине бизнеса , сотрудники являются пассивом . Нанимать еще одного рискованно. Так почему бы не посмотреть, можно ли приложить немного больше усилий к тому, что у вас уже есть? И почему бы не убедить их с помощью опросов, семинаров и бестселлеров в аэропортах и книжных магазинах, что если они полностью посвятят себя своей работе, они будут счастливы? Более того, они, подобно Джо Крамеру, будут причислены к блаженным, к сообществу трудящихся святых.

В 2022 году любому работнику трудно понять, имеют ли они ценность, которую Джо имел для своего работодателя. Хороших работников можно уволить без предупреждения, если благосклонность руководства обернется против них. Система, которая уважает вовлеченных сотрудников, также создает беспокойство, которое можно подавить только за счет более интенсивной работы. Лекарство также является ядом. Чтобы успокоить наше беспокойство, мы слишком много работаем без адекватного вознаграждения, без автономии, без справедливости, без человеческих связей и в конфликте с нашими ценностями. Мы становимся истощенными, циничными и неэффективными.

Боязнь работы встроена в капитализм. Это ключевой посыл книги Макса Вебера 1905 года «Протестантская этика и дух капитализма », которая до сих пор прекрасно отражает образ мышления, поддерживающий нашу трудовую этику сегодня. Вебер показывает, как европейские протестанты создали способ мышления о деньгах, работе и достоинстве, от которого мы и по сей день не можем избавиться. Это наша «железная клетка».

Протестантская этика, утверждает Вебер, происходит от богословия Жана Кальвина, христианского реформатора шестнадцатого века, известного своей доктриной предопределения, что означает, что Бог избирает или «избирает» некоторых людей для спасения, а остальным уготована вечная смерть. Только Бог знает, кто был избран, а кто нет, но люди по понятным причинам хотят это выяснить.

Добрые дела, согласно кальвинистскому богословию, не могут принести вам спасения, но они могут быть признаками избрания. То есть избранные Божьи будут совершать добрые дела в результате своего благословенного статуса. Так что, если вас интересуют ваши выборы, изучите свои действия. Они святые? Или греховный?

Таким образом, чтобы быть уверенным в своем избрании, вам нужно знать, что вы работаете продуктивно, обогащая себя и свое сообщество своим трудом.

Вебер рассматривал капитализм как «чудовищный космос». По его мнению, капитализм был всеобъемлющей экономической и нравственной системой, одним из самых удивительных изобретений человечества. Мы, живущие в системе, редко можем ее увидеть. Мы принимаем его нормы как должное, как воздух, которым дышим. Все, что вы делаете, от посещения «правильного» дошкольного учреждения до продуктивной карьеры и получения медицинской помощи на смертном одре, вы делаете потому, что где-то кто-то думает, что может заработать на этом деньги. Капиталистический космос навязывает вам выбор: принять его этику или смириться с нищетой и презрением

Как академик Вебер не занимался промышленной торговлей. Но тем не менее он был заперт в железной клетке, как любой бизнесмен. До написания «Протестантской этики » он пять лет занимался «нервным истощением». Он прошел через несколько циклов интенсивного обучения и исследований, за которыми последовал физический и психический коллапс, лечение и отпуск, чтобы восстановить его. Затем он возвращался к работе, и его состояние неизбежно ухудшалось.

Его жена, Марианна, позже писала, что в это время он был «прикованным титаном, которого досаждали злые, завистливые боги». Он был раздражителен, подавлен и чувствовал себя бесполезным; любая работа, даже чтение студенческой работы, становилась невыносимой ношей. В конце концов он взял двухлетний отпуск в своем университете, после чего ушел в отставку и стал адъюнкт-профессором, слабо связанным с академическими кругами, в возрасте 39 лет.

Я не Вебер, но лично меня вдохновляет его история. Его профессиональный крах не был последним словом. После того, как он уволился с работы, он взялся за свою самую влиятельную работу.

Нормальные жители богатых стран 21-го века не слишком беспокоятся о том, избраны ли мы Богом. Но мы все еще в ловушке кальвинистской клетки. Мы стремимся продемонстрировать потенциальным работодателям и самим себе, что мы — трудовые святые. Подобно божественному избранию, этот тип статуса является абстрактным условием, которое мы не можем присвоить себе, но которое, как мы надеемся, признают другие.

Когда наша тревога о статусе нарастает, мы обращаемся к религиозному наследию нашей культуры за бальзамом: тяжелой, дисциплинированной работой. Например, Тристен Ли, британский специалист по связям с общественностью из поколения миллениалов, рассказывает слишком знакомую историю о том, как долгий рабочий день, недостаток сна, отсутствие реальных выходных и чрезмерная арендная плата заставляют ее работать. «Я вкладываю в работу все свое сердце и душу», — пишет она. «Я настолько одержим достижением заметного уровня успеха и достижением своих финансовых целей, что забыл, как на самом деле получать удовольствие от жизни». Ли говорит, что ей кажется, что ей есть «что доказывать, но кому?» Сама себе, говорила Вебер.

Опыт Ли - это эхо кальвинистского богословия 16-го века в 21 веке. Она усвоила всевидящее суждение общества, которое ценит ее только постольку, поскольку она работает, поэтому она чувствует потребность удостовериться в своей ценности. Но никогда не может быть достаточно уверенности; в современной рабочей идеологии ваши достижения имеют меньшее значение, чем ваши постоянные усилия для достижения следующего достижения.

«Каков конечный результат?» — спрашивает Ли. «Когда прекратится постоянная агония? В какой момент мы достигаем удовлетворения в жизни и думаем: «Да, черт возьми, я действительно горжусь тем, чего я достиг, и как далеко я продвинулся»?»

Ну, никогда. Вот что значит быть в железной клетке.

Вышла книга «Конец выгорания: почему работа истощает нас и как улучшить жизнь »