Как я запускал бренд-медиа об ИИ. Часть 2: Что будет, если отказаться увольняться

В предыдущей серии: команда банковских менеджеров, вооружившись «российским эджайлом» (это когда никто ни за что не отвечает), пыталась безуспешно запустить бренд-медиа об ИИ в течение почти 2 лет.

Часть 1: Как я запускал бренд-медиа об ИИ в крупном российском банке и что из этого получилось

Часть 3: угрозы и корпоративный фашизм

Часть 4: бан за письмо «наверх», омбудсмен

Уровень их некомпетентности оказался настолько высок, что старая редакция в результате не выдержала и со скандалами ушла. Потом пришел я и набрал новых людей. Я рассчитывал, что получится создать достойный продукт, но недооценил масштаб трагедии.

Менеджерам надо было срочно что-то показывать своему начальству, поэтому за 2,5 месяца пришлось сделать то, что они не смогли осилить за 2 года. В итоге мы еле-еле запустили сайт, после чего я сразу попал в опалу.

Итак, в конце декабря 2022 года коллеги из СМИ начали периодически сообщать, что им звонил какой-то сотрудник (называли Аглаю, ту самую, бойкую 23-летнюю девицу, моего основного «партнера-коммуникатора» в банке) . Аглая предлагала моим коллегам работу и описывала в точности то, чем занимался я, включая тематику медиа. По сути, тайно искала мне замену.

Я отнесся к этому с известной долей иронии. С одной стороны мои партнеры — Аглая, Любомила и Доброгнева — при полном отсутствии каких-либо компетенций в медийке везде лезли с маразматическими требованиями и указаниями, как именно надо работать. При случае не забывали они и приврать, например, о том, что наш телеграм-канал регулярно получал продвижение. Реальное качество продвижения мы выяснили чуть позже, когда сделали свой аудит аудитории и размещений (о накачке ботами из отборных помоек за деньги банка – в следующей статье) . В общем, реализовывался прогноз предыдущего шеф-реда.

С другой стороны, в моем активе были осязаемые результаты работы: 15 написанных и согласованных лонгридов к старту сайта, новости, отлично отработанное освещение конференции банка (14 больших постов по научным докладам и выступлениям, все согласовано и проверено со спикерами) .

Особенно освещение конференции порадовало наших коллег из одного научно-исследовательского института ИИ: чтобы быстро делать качественные репортерские тексты по сложной теме нужен определенный класс. В целом, редакция подстроилась к специфическим процессам и взяла ритм.

О каких именно специфических процессах я говорю? Например, каждый пост для тг-канала должны были одобрить 4 специальных человека в чате. Зачастую согласование растягивалось на несколько дней, что делало практически невозможным публикацию живого интересного контента с нужным таймингом. Согласовальщики умудрились затянуть процесс утверждения постов даже во время банковской конференции в сфере ИИ. В итоге обзоры выступлений спикеров, которые мы писали в прямом эфире, выходили иногда спустя сутки, что выглядело запредельной клоунадой.

При этом согласовальщики не озвучивали абсолютно никаких критериев, которым должен соответствовать контент, т. к. не были на это способны. Вычислить эти требования эмпирически тоже было невозможно из-за их абсолютной непредсказуемости. Вчера нам могли зарубить тему про использование языковых моделей учащимися («Это негатив») , а уже завтра начать удивляться, почему мы никак её не освещаем. Виноватыми, разумеется, в любом случае делали нас.

Согласовальщики считали, что лучше нас знают, как и о чём говорить с аудиторией, хотя почти никто из них не имел необходимой экспертизы. Например, сотрудница, возглавлявшая направление в связанном с датасаенсом центре, искренне удивилась, когда увидела в нашем тексте упоминание «стохастических попугаев», и потребовала объяснить, зачем мы пишем про попугаев, если у нас про ИИ. Я не о том, что ей нужно знать абсолютно всю терминологию, но, наверное, руководитель направления всё-таки должен уметь набрать в гугле два слова, прежде чем предъявлять претензии.

Тем не менее, через пот и слёзы все процессы постепенно отстраивались и приходили в норму. Это дарило мне осторожный оптимизм. Особенно было приятно, когда наши тексты хвалили люди, которые явно не были заинтересованы в лести, плюс, зачастую разбирались в теме лучше, будучи инженерами и исследователями.

Сразу же после новогодних праздников я решил санировать ситуацию с «партнерами-коммуникаторами». Я подготовил небольшую презентацию о проблемах в нашем взаимодействии и назначил общую встречу. Она, конечно, не состоялась, без каких-либо официальных причин. Сначала одна из участниц заболела и ее перенесли, потом про нее «забыли». Так прошёл весь январь.

В феврале во время очередного еженедельного совещания меня поставили в известность, что сайт проекта замораживается на неопределенный срок. Отдельно нас повеселила формулировка заморозки, которую назвала мне одна из менеджерок (которая удивилась стохастическим попугаям) : «Необходимо зафиксировать процесс контентной составляющей и схему взаимодействия».

Фраза эта настолько олицетворяла собой всю эту дурость, неспособность выразить даже элементарную мысль простыми словами, что мы сделали ее закрепом в рабочем чате. Заморозка вызвала лишь умеренные подозрения, т. к. технически сайт действительно был в удручающем состоянии. Мы постоянно рапортовали о багах главной страницы и админки. Например, при загрузке текста на сайт, админка рандомно удаляла пробелы, при этом чтобы исправить текст, приходилось писать заказчикам, т. к. доступ в админку был только у одной из менеджерок в главном офисе банка.

Я постоянно задавал кураторам-партнерам вопросы, когда проект продолжит работу, девицы горячо утверждали, что уже «вот-вот», что процессы донастраиваются и всё будет отлично.

Без дела мы не сидели, освободившиеся ресурсы я перекинул на тг-канал. В целом ритм и схема работы практически не изменились, мы просто делали кратно больше постов, придумывали новые форматы, что-то тестировали. Но, конечно, без сайта проект жить не мог, март прошел в ожидании разрешения ситуации.

В конце марта в околопрофессиональных журналистских тг-каналах появился человек, который представлялся руководителем редакции, по описанию очень похожей на нашу, и активно набирал новую команду. Я начал задавать прямые вопросы Аглае, что всё это могло бы значить, ответов она избегала около недели. Наконец, изрядно веселясь даже их неспособностью нормально поговорить, в одном из рабочих тг-чатов с общим начальством я напрямую задал вопрос об этом человеке. Воцарилась тишина.

Спустя какое-то количество минут Аглая мне назначила встречу через неделю. Естественно было ясно, к чему всё идет. Мне была интересна мотивировка, плюс, я хотел выяснить, что будет с моими сотрудниками. К этому моменту я сам порядком устал от партнеров-коммуникаторов и их заказчиков.

В назначенный день и час Аглая усадила меня в переговорке, включила видеосвязь с сотрудницей отдела кадров дочки банка (где я числился) и объявила, что я должен немедленно покинуть компанию. Отдельно она отчитала меня за мой скандальный нрав и вопрос в общем чате про мою замену, как подтверждение скандальности. Все были в шоке, по ее словам, и вообще я сделал что-то неприличное (напомню, что она не была моим начальником даже юридически, она – в банке, я – в дочке) .

Взамен ухода мне предложили компенсацию в размере полутора окладов и даже пообещали «выплату неотгулянных отпусков». Почему я должен был уйти? Как мне показалось, она не рассчитывала объяснять почему, звучали фразы «ты сам всё понимаешь» на разный лад. С большим трудом удалось вытянуть из неё главную претензию: я провалил коммуникацию с заказчиком. На мой вопрос, как я мог это сделать, если за коммуникацию с заказчиком должны были отвечать они, ответа не последовало.

Чтобы добавить себе весу, Аглая голословно обвинила редакцию в низком качестве контента на сайте и в тг-канале. Я еще раз попытался выяснить, в чем именно состояли претензии и ответа не получил. И да, я напомню, что весь наш контент проходил согласование и был у всех на виду, в т. ч. Аглаи. Претензий к качеству не было. Зато были похвалы от спецов, других коллег и, в частности, сотрудников исследовательского центра в сфере ИИ.

Итог разговора был такой: мне сказали, что я некомпетентен, «провалил коммуникации», команда плохая, и продукт говно. Я ответил, что часть претензий просто звучит абсурдно без каких-либо доказательств, по поводу качества нужны конкретные претензии, а остальные проблемы надо решать вместе.

В какой-то момент увольняющего созвона я подсветил работнику отдела кадров, что у редакции также есть вопросы к качеству работы моих партнеров и я пытался с ними их обсудить. Но мы всё ещё готовы помогать им с недостающими компетенциями и вместе работать на результат.

К этой минуте Аглая поняла, что что-то пошло не по плану. Я бы даже сказал, что она была шокирована так, будто с ней человеческим голосом заговорил табурет или хомячок. Я для формальности взял на раздумия несколько дней, и мы разошлись.

Чуть поясню: все-таки сам разговор и его тональность были для меня неожиданными. Я предполагал что угодно, только не обвинения редакции в непрофессионализме и плохих коммуникациях. Вся наша работа была на виду у них и мы наивно полагали, что наши усилия сделать свою работу хорошо, никого не задев, как минимум, будут замечены. Конкретно для меня эти месяцы были особенно тяжелы, т. к. я по сути был единственным человеком, который тащил редакционную часть, со всеми выстраивал диалог, доносил миссию проекта и, вообще говоря, горел своей работой.

Еще один важный момент – на вопрос о судьбе моих сотрудников, мне был дан однозначный и прекрасный в своем хамстве ответ: «Тебя это не касается, мы сами с ними разберемся, твоя роль сыграна». Я не рассчитывал на такую откровенность, Аглая знала, что сотрудники шли работать именно по моему приглашению и каждый из них имел семью, обязательства перед близкими и прочие атрибуты взрослой жизни.

По сути, если вы добросовестный работник, то есть выполняете или пытаетесь выполнить обязанности, прописанные в должностной инструкции и трудовом договоре, методов воздействия на вас не так много. Вот два основных пути:

Ввиду того, что на работу мы приходили вовремя и свои функции выполняли добросовестно, дальше пошли в ход давление, манипуляции и запугивания со стороны Аглаи.

Первым делом в рабочей переписке она потребовала увеличить KPI в несколько раз (по некоторым типам контента теперь нам надо было делать больше в 6-8 раз) . В таких ситуациях расчет всегда на то, что работник согласится с повышенной выработкой, а когда окажется, что выполнить ее невозможно, добровольно уйдет. Разумеется, соглашаться не стоит. В нашем случае на пользу сыграло и то, что мы в переписке с Аглаей в январе зафиксировали количество контента на весь год вперед.

Даже первые уточняющие вопросы к молодому управленцу, например, «чем именно продиктовано многократное увеличение выработки? предусмотрено ли увеличение штата?» и т. д. поставили ее в тупик. Я особо отмечу, что даже существенное немотивированное увеличение выработки уже является формой давления на работника.

Если работодатель идет по этому пути, это уже многое говорит о нем. И, конечно, рабочую переписку стоит сохранять. Если это невозможно технически, можно делать скриншоты, один из юристов с практикой в трудовых спорах рассказал мне, что суды принимают к рассмотрению незаверенные скриншоты.

Как вас будут увольнять:

Для творческих профессий саморефлексия и вообще сомнения в себе – типичны, такие люди больше других уязвимы для давления и критики. В то же время, на топовых руководящих позициях часто встречаются психопаты, люди, в принципе лишенные эмпатии, а также искусные манипуляторы. Для них ничего не стоит с точки зрения этики попытаться вас уничтожить.

Как стоит реагировать сотруднику:

Как можно было бы решить эту ситуацию с позиции менеджмента:

Следующая серия историй корпоративного цирка выйдет 26.10, не переключайтесь!