Биоэнергетический анализ, как способ понимания личности с точки зрения тела и его энергетических процессов.

Рассказ  Роберта Льюисе о себе, как он сам написал в 2019 году.
Рассказ  Роберта Льюисе о себе, как он сам написал в 2019 году.

Основы

Я стремлюсь к такой клинической встрече, когда в комнате находится два человека. Я имею в виду, что там нет терапевта «эксперта», который диагностирует проблему послушного пациента, и который выступает как объект моего изучения.

Я предпочитаю, чтобы мы на сессии совместно выясняли, как сделать достаточно безопасной атмосферу для нас обоих в этой комнате, когда пациент начнет рассказывать свою историю. Такая история о прошлых событиях и отношениях воплощается в психо-соме пациента. При спонтанном обмене информацией, иногда явно невыражаемой и невербальной, история взаимоотношений выявляется таким образом, словно она возрождается – только на этот раз в более безопасной обстановке. Оставаясь ответственным профессионалом, я одновременно являюсь проводником, которого эмоционально затрагивает такое путешествие в столь личные места.

У меня более 40 лет практики в Нью-Йорке – в качестве психиатра и биоэнергетического терапевта. Я свободно владею английским и немецким языками и являюсь пожизненным членом и одним из основателей Американской психиатрической ассоциации, Международного института биоэнергетического анализа (IIBA) и Медицинского центра Горы Синай Нью-Йоркского университета в качестве члена клинического преподавательского состава.

С начала 60-х я был в центре биоэнергетики или где-то совсем рядом с ним. Меня влекла телесно-ориентированная терапия, потому что мои собственные глубокие раны выражались в до метафорической реальности моего тела, в ощущениях и чувствах. Я был частью небольшой первой группы в Нью-Йорке, ведущими которой были три основателя биоэнергетического анализа: Александр Лоуэн, Джон Пьерракос и Уильям Уоллинг. Каждый был для меня в разное время терапевтом, учителем и наставником.

Почти 10 лет я посещал клинические семинары, которые вели доктор Лоуэн и доктор Пьерракос. В 1971 году я стал одним из членов-основателей IIBA. Хотя мне больше нравилось писать, преподавать и работать с пациентами, чем быть администратором, в середине 70-х я исполнял функции клинического директора IIBA. Я являюсь старшим преподавателем IIBA вот уже около 40 лет, все это время я вел обучение по нашим учебным программам во многих странах мира. С годами я все больше и больше посвящаю себя непрерывному образованию в области повышения квалификации в биоэнергетике.

Больше...

Лет десять назад я вернулся на факультет в Медицинский центр Горы Синай Нью-Йоркского университета. Сделал я это, из-за недавних нейробиологических (на самом деле психо-духовно-нейро-эндокрино-биологических и т.д.) исследований. Я почувствовал, что нужно получше разобраться в деталях – в тонкостях и сложностях взаимоотношений психо и сомы, чтобы заполнить ту огромную картину, которую столь блистательно начертал для нас Райх, а затем и Лоуэн. Там были, например, новые, захватывающие, научно выверенные результаты исследований привязанности, которые, как мне казалось, должны изменить нашу биоэнергетическую модель. Были современные исследования травм и литература, которая и обогатила и подтвердила силу нашего биоэнергетического подхода: мы понимали язык, на котором тело зашифровало травму, непередаваемую на словах. В биоэнергетике нас научили аккуратно переносить этот сенсорно-моторный опыт из определенного времени и места в жизни пациента в плоскость речи, в доступную пониманию историю.

Медицинское образование добавляет особую синергию к моему биоэнергетическому методу, который не так-то легко точно описать. Отчасти это связано с тем, что я знаком с анатомией, физиологией и патофизиологией нашей психики. А еще с тем, что на заре карьеры доктором я имел дело с реалиями рождения, смерти, болезни и исцеления.

С другой стороны, ни Райх, ни Лоуэн не проработали достаточно все важные детали, которые имеют место при переходе от прототипа – одноклеточной амебы – к триллионо-или- около того-клеточному человеку. Дьявол, как говорится, действительно в деталях, если в психике что-то пошло не так. Мой коллега, врач общего профиля, Дэвид Реснек-Саннез, например, считает, что, если предполагать, что у каждой болезни есть психологическая корреляция, такая корреляция может быть чрезвычайно сложной. Она может быть опосредована, отмечает Реснек-Саннез, на лимбическо-таламо-автономно-гипофизарно-эндокринном уровне.

Дело в том, что, отмечая огромную мощь, которую несет в себе органическое единство триллионо-клеточной системы, мы должны принимать во внимание тот факт, что «дихтомичность» описания не охватывает множество уровней организации реальных людей, которым может потребоваться наше вмешательство. Я имею в виду, что мы глубоко чувствуем, к примеру, насколько важна для человека его сексуальность или духовная жизнь, его отношение к брату или сестре, и спрашиваем своих пациентов об этом, или например: понимание, что хорошо настроенный контакт – словесный или физический – может изменить врожденное выражение человека.

Биоэнергетически состояние глубокого отчаяния или ужаса может провоцировать/запускать/поддерживать любое количество медицинских проблем. Скажем, работая с травмированной пациенткой, у которой частью ее истории является астма, как врач, я обязан знать, что элементы ее астмы могут оттянуть на себя ее жизнь и убить ее. Я прошу ее держать под рукой баллончик с бронхолитиком, пока мы исследуем биоэнергетическими методами боль, ужас и ярость, которые закодированы в гладкой мускулатуре ее бронхов. Мне кажется, сочетание медицинской подготовки и биоэнергетических навыков позволяет мне учитывать то, чего я не знаю, и то, что может пойти не так, и относиться к этому трепетно, – и мужество работать с человеком на глубоком психосоматическом уровне.

Вспоминаю молодого человека, с которым работал лет тридцать назад. Он страдал редким, потенциально смертельным иммунным расстройством желудочно-кишечного тракта. Стероидные препараты, которые он принимал с подросткового возраста, позволяли ему жить нормальной жизнью, но он (всех подробностей я уже не помню) получил разрешение от своего эндокринолога попытаться при моей поддержке как психотерапевта уменьшить дозу или даже, возможно, совсем отказаться от стероидов (и у этого могли быть серьезные долгосрочные последствия).

Думаю, я достаточно серьезно отнесся к его болезни, посоветовался с его врачом и действовал осторожно, но я достаточно уважал и силу биоэнергетического анализа и верил, что можно просто помочь пациенту перестроиться на довольно глубоком уровне психосомы (то о чем говорит диалектическая диаграмма Райха).

В итоге, мое трепетное отношение и понимание обеспечили моему пациенту поддерживающие отношения, которые помогли ему осуществить медленный, болезненный процесс познания своего тела и его чувств без стероидных препаратов.

Концепции развития

Уже глубоко погрузившись в биоэнергетику и получив фундаментальное медицинское образование, я прошел четырехлетнюю психиатрическую ординатуру в госпитале Горы Синай в Нью-Йорке. Два года из них я посвятил службе по работе с детьми и подростками. Таким образом, я достаточно рано познакомился как с глубиной и мощью психосоматических воззрений Райха, так и с концепциями развития, прекрасно разработанными, в том числе, педиатром и психоаналитиком Дональдом Винникоттом (более детально я описал это в моей статье1983 года «Цефалический шок как вариант личности ложного "я"»), знакомство с которыми началось в детской клинике. Травмы и раны в самый ранний, до вербального периода жизни, были и остаются одним из моих главных неизменных интересов.

Реляционные концепции

В ранних работах (1974, 1975) я пытался навести мосты между двумя мирами, которые сформировали мои взгляды на терапию:

а) мейнстримной на тот момент психоаналитически ориентированной психиатрией

б) лоуэновской биоэнергетикой.

Я утверждал, что в любой работе с телом, которая проводится в терапии, есть реляционная составляющая. То есть «телесная работа» терапевтическом процессе всегда проходит в контексте отношений между пациентом и терапевтом. То, что все мы воплощаем, – это история нашей привязанности и связи с нашими близкими. Поэтому спонтанное выражение тела в процессе терапии является одновременно и процессом переработки отношений: два человека в одном пространстве и воздействуют друг на друга и находятся под влиянием друг друга (1997, 2000).

Работа с головой – цефалический шок

Это совершенно другой взгляд на то, почему люди обращаются к телесно-ориентированной терапии: не только, как утверждал Вильгельм Райх, потому, что цивилизованные мужчины и женщины страдают разделением разума/тела, но и потому, что те, кому не доставало настроенности тех, кто осуществлял первичный уход, страдают специфическим разделением разума/тела, который я дал название «цефалический шок».

Это означает, что мы с младенчества бессознательно держим свое «я» в глубоких структурах головы. Повзрослев, мы ощущаем, что разум отрезает нас от нашей глубинной жизненной силы. Нас в той или иной степени мучает непрестанная интеллектуальная работа.

Дыхание жизни почти не проникает в голову, и мы вообще не знаем, что такое душевный покой. Недавние исследования привязанности описывают категорию детей, имеющих опыт небезопасной привязанности, как «дезориентированных, дезорганизованных», и это обнаруживает поразительное сходство с детьми, которых я описываю в своих работах как переживших «цефалический шок».

Недавние нейробиологические исследования показали, что страх самопроизвольных движений головы создает порочный круг, в котором и без того хрупкий системный баланс становится хронически неполноценным.

P.S. Благодарна, что была знакома с Робертом Льюисом и получила не только его личный рассказ, но разрешение на перевод его статей, которые опубликованы на сайте www.batherapy.ru, раздел СТАТЬИ и в телеграмм канале "Душа ручной работы" https://t.me/batherapy

Начать дискуссию