Наталия Толстая: «Технологии все время должны удивлять — иначе они не развиваются»
Сегодня использование IT-технологий в музейном деле — обычная практика. Музей-заповедник «Усадьба “Мураново”» совместно с IPQuorum и Российским государственным художественно-промышленнымуниверситетом им. С.Г. Строганова и при поддержке Президентского фонда культурных инициатив, осуществляет проект создания 3D-копий предметов мебели из своего собрания. Каких-нибудь три десятка лет назад представить подобное было немыслимо. И энтузиасты создали ассоциацию «Автоматизация деятельности музеев и информационные технологии» (АДИТ), чтобы невозможное стало возможным. О том, как «цифра» меняет жизнь музеев, IPQuorum побеседовал с Наталией Владимировной Толстой, генеральным директором Дальневосточного художественного музея, почетным членом президиума некоммерческого партнерства АДИТ.
— Наталия Владимировна, цифровую трансформацию называют одним из приоритетных направлений развития музеев. Что под этим понимается?
— Этот процесс затронул все стороны жизни общества. Музеи — не заповедники, в которых ничего не происходит, хотя со стороны многим именно так и кажется. На самом деле они очень живо реагируют на то, что происходит в нашей жизни, в том числе и в сфере новых технологий. Часть процесса видна посетителям — на сайтах, в экспозициях, но значительная его доля, та, что касается внутренней жизни музея, скрыта от посторонних глаз. Лет двадцать тому назад, когда я работала в Третьяковской галерее, мы, сотрудники, попросили дирекцию провести семинар, который помог бы нам совместить наши локальные задачи в общую картину, понять, какой вклад каждый из нас вносит в нее на своем маленьком участке и куда движется музей. Жизнь подсказывала, в частности, что электронный документооборот упростит многие процессы. Нам удалось добиться частичной реализации наших идей, и это воспринималось как колоссальный шаг вперед. Сейчас электронный документооборот — самая обыденная вещь, его используют практически везде. Сегодня никого не удивляет, что смартфон в нашей руке — это маленький компьютер, который выполняет функции многих устройств, которые раньше «жили» отдельно друг от друга: это и фотокамера, и переводчик, и сканер, и, конечно, средство связи, причем не только телефонной.
— АДИТ создавался во времена, когда ИТ виделись настоящим прорывом?
— Тогда, в конце ХХ века, внедрение информационных технологий в музейную жизнь было делом немногих энтузиастов, понимавших необходимость этого. Прошло почти 30 лет, и теперь это никто не оспаривает. Когда Третьяковская галерея только начинала создавать свой сайт, мы предложили руководству выложить туда, хотя бы частично, цифровые изображения шедевров музея. У тогдашнего руководства это вызвало сомнение, дескать, «у нас все украдут». Ни для кого не секрет, что тогда крупные музеи зарабатывали на предоставлении изображений своих экспонатов. Логика была такая: если все будет в открытом доступе, любой сможет их скачать и использовать в коммерческих интересах. Сегодня работает другая логика: если «картинку» трудно найти в сети, то скорее обратятся туда, где эта информация более доступна. Информация, как и знания в целом, — странная вещь: чем больше делишься, тем больше ее у тебя становится.
— Какие задачи он ставит перед собой сегодня?
— В начале пути АДИТ объединял преимущественно крупные музеи европейской части страны. Сегодня мы расширяем свою деятельность на самые отдаленные регионы. Каждый год АДИТ проводит конференцию по обмену опытом на новом месте. Самой западной нашей точкой стал Калининград в 2022 году, а самой восточной — Владивосток в 2021-м. Мы своими скромными усилиями «сшиваем» музейное сообщество, соединяем не только отдаленные друг от друга регионы, но и мир музейных специалистов с миром бизнеса, занимающегося распространением передовых технологий, благодаря чему возникают новые возможности сотрудничества, новые проекты. «Кочующая» конференция — это очень сложная с организационной точки зрения история, которую придумал первый президент АДИТ Александр Викторович Дремайлов, руководивший информационными технологиями Музеев Московского Кремля, настоящий визионер в нашей области. Я горжусь, что более десяти лет также была президентом АДИТ и мне удалось расширить географию наших конференций, распространив их до моего любимого Дальнего Востока. Идея Дремайлова и других наших «отцов-основателей», в частности Льва Яковлевича Ноля, с которым вы также уже разговаривали, была гениальной. Она позволила нам не зациклиться внутри небольшого сообщества сотрудников центральных музеев России, а, наоборот, рекрутировать новых адептов наших идей в различных регионах страны. Благодаря АДИТ количество людей, проявляющих заинтересованность в развитии ИТ в музеях, библиотеках и архивах (а мы всегда приглашаем на свои конференции специалистов архивно-библиотечного дела), становится все больше. И очень приятно, что в наших рядах сейчас стало довольно много руководителей музеев. Раньше их были единицы, а сейчас посетить нашу конференцию считают для себя обязательным руководители высшего музейного звена, поскольку она расширила круг обсуждаемых тем, куда помимо технологий включены теперь и проблемы коммуникации, юридические вопросы, проблемы музейного менеджмента.
— Когда-то музеи служили для ИТ-компаний своеобразными «испытательными полигонами» для новых разработок. Как обстоят дела сегодня?
— Да, лет 10-12 назад, когда музеи только вставали на «скользкий путь» внедрения мультимедиа в экспозиции, и разработчики, и интеграторы были заинтересованы показать свои возможности. Шли на большие скидки, в рекламных целях даже готовы были бесплатно поставлять оборудование, понимая, что музей — общественное пространство, в котором очень легко показать свои возможности заинтересованным людям, потенциальным клиентам. Но время идет, и мода в области ИТ меняется почти как в одежде. Когда-то очень популярны были мультимедийные киоски, сейчас их можно увидеть разве что там, куда цифровая трансформация пока не добралась. Произошел технологический прорыв, во главе которого шли крупные музеи, сотрудничество с ними было желанным для компаний, производивших или распространявших как сами устройства, так и программы для них. Находить общий язык с музейщиками им было подчас проще, чем с серьезным бизнесом. Сегодня ситуация иная, гораздо более сложная. И не только потому, что многие зарубежные компании ушли с российского рынка. Прежде многие известные бренды выступали спонсорами музеев. Сейчас этого почти нет, поскольку музеи уже не ощущают себя бедными родственниками, которым надо подарить то, что они сами купить не в состоянии. Музей, особенно федеральный, столичный, — довольно крупный заказчик, который не берет, что дают, а ищет то, что ему нужно для решения той или иной задачи, и в музеях фирмы видят таких же партнеров, как и в других секторах экономики.
— Вы принимали участие в создании концепций развития нескольких крупных музеев, в том числе Музея Москвы. Из чего исходят разработчики, определяя задачи и место цифровых технологий в деятельности конкретного музея?
— Цифровые технологии приходят на помощь, когда у музея есть предметы, нуждающиеся в дополнительном комментировании или когда есть какие-то лакуны в коллекции, которые необходимо восполнить медиаконтентом. Не все можно уместить на этикетке. На памятной выставке Валентина Серова в Третьяковской галерее, куда стояли очереди, ставшие мемом, одна половина посетителей смотрела на картины, а вторая тщательно списывала информацию с этикеток и аннотаций. А ведь эту проблему можно было решить гораздо технологичнее — размещением QR-кодов. Народ наш очень пытлив. Многим помимо минимального текста, который можно уместить на этикетке, нужен некий метатекст, дополнительная информация, которую они смогут осмысливать уже после посещения выставки. И здесь, конечно, у информационных технологий очень важная роль.
— У АДИТ есть проект «Школа школ», суть которого в том, что ребята принимают участие в разработке аудиогидов по музеям и городам для своих ровесников. Как это работает?
— АДИТ расширил свои границы. Теперь ему интересны не только техника и программное обеспечение, но и многие гуманитарные вопросы. Собственно, именно благодаря этому и расширилась наша аудитория на конференциях. В них принимают участие те, кто занимается пиаром, маркетингом, музейной педагогикой. Любая целевая аудитория требует индивидуального подхода, но для детской это особенно важно. Нельзя всех стричь под одну гребенку: один ребенок в шесть лет играет на скрипке, как Паганини, другой читает по складам, но музею важны оба. В работе «Школы школ» мы опираемся на опыт самих музеев — они помогают находить талантливых и, главное, заинтересованных детей. Каждый раз это отдельная и довольно долгая история, в которую помимо прочих «зашит» элемент профориентации. Одни ребята приходят и уходят, другие начинают вникать в то, как работает этот большой «завод», в котором есть не только парадная сторона экспозиционных залов, но и остающаяся в тени очень важная и трудоемкая технологическая работа по подготовке визита человека в музей. Через «Школу школ» они погружаются в эту кухню. В 2015 году мы сделали в Вологде первый, пилотный проект — это были презентации, в ходе подготовки которых дети взаимодействовали непосредственно с хранителями и научными сотрудниками музеев. Потом у нас появился постоянный партнер этого проекта — компания izi.TRAVEL (сегодня она известна как Tmatiс.travel), специализирующаяся на создании аудиогидов. В 2016 году в Елабуге и в 2917-м в Твери мы сделали первые аудиогиды по музеям и даже по городу. Я недавно была в Твери, там до сих пор предлагают посетителям этот детский аудиогид. Он пользуется спросом еще и потому, что для него не нужно брать в аренду специальное оборудование — он «разговаривает» с посетителем музея через его собственное устройство — смартфон. В этом проекте мы уловили важную тенденцию современного музея — он «сбрасывает котурны» и начинает говорить с человеком на том языке, который тот сможет воспринять.
— Значит, чопорные дамы с менторским тоном вскоре уйдут в прошлое?
— Многие не любят ходить по музею именно поэтому. Я в детстве этого терпеть не могла: в школе тебя учителя наставляют, приходишь в музей — там то же самое, только оценки не ставят. Согласитесь, есть разница, когда группу ведет экскурсовод с указкой, который сам боится отступить от методички и у которого «посмотрите направо, посмотрите налево, вопросы в конце», и когда про экспонаты рассказывает человек, понимающий, что не надо никого грузить бешеными объемами информации — всеми этими датами, фамилиями, фактами. Что каждому надо дать не «топик» — помните, как раньше изучали иностранные языки? — а то, что он способен, как говорится, «прожевать и проглотить». И важным моментом этого подхода является диалог с посетителями, который превращает аморфную группу в сообщество индивидуальностей со своим жизненным и профессиональным опытом. Это гораздо эффективнее, чем «менторство». Мы хотели с помощью этого проекта подвигнуть музеи прислушаться к своей аудитории и найти с ней общий язык. Это уже происходит — практически во всех музеях увеличивается количество индивидуальных посетителей, которые идут по экспозиции в своем темпе и с удовольствием, в меру собственного понимания ее воспринимают, и появляется такая новая форма взаимодействия с аудиторией, как медиация, когда группу по экспозиции ведет не музейный сотрудник, а волонтер, близкий к посетителям по этому самому опыту.
— Экскурсоводы «переключаются» с общего информационного потока «для всех» на индивидуальные характеристики посетителей?
— Всегда были и чуткие экскурсоводы, и те, кто работал «магнитофонами» в режиме «вкл/выкл». Дело в том, что это публичная профессия, требующая вдумчивой «кабинетной» подготовки: прежде чем выступить, тебе надо иметь что-то за душой помимо выученного текста, который записан на подкорку. Чтобы всем посетителям было интересно, экскурсовод должен к каждой группе готовиться. Самый сложный вариант — сборная группа из взрослых и детей, потому что практически невозможно одновременно заинтересовать и тех и других. Огромный опыт настройки на аудиторию есть у музейных педагогов. В конце сентября у нас в музее в Хабаровске мы устраиваем «Школу музейной коммуникации». К нам приедут лучшие музейные педагоги из Москвы и Питера, чтобы научить и наших сотрудников, и коллег из Дальневосточного региона дифференцировать публику, находить свои «ключики» к каждой аудитории. Я сама девять лет работала экскурсоводом и очень хорошо понимаю уровень проблемы. Нас тогда, кстати, не заставляли что-то зубрить, каждый готовился сам, и у многих возникала своя преданная, или, как принято сегодня говорить, лояльная аудитория.
— В настоящее время Вы возглавляете Дальневосточный художественный музей. Как задействованы цифровые технологии в его экспозиционных пространствах?
— У нас в существующем здании практически ничего нет, кроме нескольких экранов с мультимедийным контентом на временных выставках. Дело в том, что музей готовится к переезду в новое здание, которое сейчас проектируется и где мы хотим предусмотреть все эти возможности. Еще недавно считалось, что в художественном музее, хранящем подлинники, никакие технологии не нужны. Но сегодня нам приходится иметь дело и с новым искусством, создаваемым в цифровом формате или на пересечении «цифры» и реального предмета. Пока до выбора конкретных решений далековато — у нас еще фундамент заливать не начали, а, как мы говорили, технологии и мода в этой области меняются очень быстро. Но вместе с проектной организацией мы уже думаем о том, где, сколько и какие мультимедиа нам понадобятся. А еще у нас будут такие «комнаты эмоциональной разгрузки», где не должно быть ничего, кроме вида из окна, чтобы человек мог пережить увиденное.
— До сих пор приходится слышать, что человек, который за два клика может совершить путешествие по любому музею мира, с места не тронется. Так ли это на самом деле?
— Это было актуально лет пятнадцать назад. Конечно, есть домоседы, которые довольствуются виртуальной прогулкой по музею. Оставим за скобками и те ситуации, когда до музея по каким-то причинам трудно или невозможно добраться, а есть желание узнать, что он собой представляет. В остальном же сегодня мы наблюдаем обратное — человек начинает уставать от обилия движущихся картинок и звуков. Ему хочется естественности, размеренности, даже тактильности. Сегодня очень востребованы комплексные посещения музея в формате «экскурсия + мастер-класс», когда можно что-то сделать своими руками. Интернет — это место, куда стекается информация. Но музей — это не столько про «информацию», сколько про развитие эмоционального интеллекта, а для этого необходим контакт с реальным экспонатом, особенно если это произведение искусства. Даже само посещение музея — который, помимо прочего, как правило, еще и архитектурный объект — это соприкосновение с небытовой, неповседневной реальностью, можно сказать — праздник.
— Человек, наигравшись с виртуальностью, возвращается в реальность подлинную? Это циклический процесс?
— Безусловно, все на земле развивается циклами. Человек не исключение. К тому же он по природе своей во многом ребенок — все ему надоедает рано или поздно. Фактор новизны работает очень недолго. Лет двадцать назад, когда музей показывал технологические новинки, это производило вау-эффект. Сегодня школьника со смартфоном гораздо труднее поразить. И, кстати, дети, для которых информационные технологии — это естественная среда обитания, нередко более продвинуты в этом отношении, чем взрослые, разрабатывавшие для них контент. В течение нашей жизни мы наблюдаем смену фокуса интереса: сайты, киоски, мультимедиа-проекции, 3D-мэппинг. Постоянно создается что-то новое, вызывающее вау-эффект. Технологии все время должны удивлять, иначе они перестают развиваться.
— К 2025 году планируется завершить создание единого Государственного каталога Музейного фонда России. Насколько успешно идет работа?
— Лет десять назад шли бурные дебаты по поводу того, сколько времени потребуется на заполнение каталога. У Государственного исторического музея, например, более шести миллионов единиц хранения. Сотрудники тогда прикинули, и получилось, что при существующем штате работа растянулась бы до середины следующего столетия. Оценивать незавершенный проект — дело неблагодарное. Для начала давайте закончим его формирование. Не во всех музеях эта работа доведена до конца. А там, где закончена, многое, как выяснилось, было сделано в спешке, с ошибками и опечатками. Торопливость, как известно, хороша при ловле блох, а при заполнении каталога нужна обстоятельность и перепроверка. Наш музей загрузил данные еще в позапрошлом году, но сейчас мы занимаемся корректировкой внесенной информации, то есть как раз «ловим блох». Но сама по себе идея очень нужная. И не только для того, чтобы поставить на единый учет все музейные сокровища страны. Это огромный потенциал и для экспозиционной, и для исследовательской работы. Зная, какой музей чем обладает, легче создавать межмузейные проекты. Можно отыскивать «потерявшиеся» во времени произведения искусства, когда известно, что у такого-то мастера была такая-то работа, а вот местонахождение ее неизвестно. Появится возможность уточнять атрибуцию предметов, воссоединять разлученные парные предметы, комплекты, ансамбли, оказавшиеся в музеях на разных концах страны. Каталог будет незаменимым инструментом для научно-исследовательской работы. Думаю, что в ближайшие лет десять благодаря Госкаталогу нас ждет немало интересных открытий.
— Предполагается, что какая-то часть каталога будет открыта для публики. Значит ли это, что там будет размещена информация не только технического, но и культурологического, просветительского характера?
— Доступ к открытой части каталога есть уже сейчас. Можно изучать какие-то письменные источники, фотографии, редкие издания. Что касается просветительской информации, пока у большинства музеев нет возможности загружать в каталог такой контент. Как будет решаться этот вопрос, когда формирование будет завершено, пока сказать трудно. В любом случае, какие-то вещи все равно останутся в закрытой части каталога, поскольку это связано с безопасностью хранения.
— Существуют ли, с Вашей точки зрения, ситуации, когда музею лучше отказаться от использования ИТ-технологий в экспозиционной деятельности?
— Вопрос целесообразности будет возникать постоянно. Они действительно не всегда нужны. Если у вас зал погружен в темноту, то размещать там светящийся экран или давать проекцию на стену как минимум странно. Информационные технологии всего лишь инструмент. Причем не единственный в музейном деле. Можно снимать цветное кино, а можно в эпоху цветного сознательно делать выбор в пользу черно-белого, и оно будет производить более сильное впечатление.
Автор: Виктория Пешкова