«Я не проверяю счёт, не понимаю эти пузомерки. Для меня было бы несчастьем попасть в список Forbes»

Я приехал в Москву в 2006 году, познакомился с Полсоном, мы с ним прекрасно позавтракали. Полсон стал одним из моих ближайших друзей. Мы решили, что, наверное, как-то сможем сработаться. На следующий день он меня познакомил с Мамутом.

Фицпатрик уже продал ЖЖ компании Six Apart, которая была восходящей калифорнийской звездой. В конце концов она обанкротилась. Мы с Эндрю встретились с менеджментом Six Apart в Калифорнии, и они сами говорят: «Знаете, у нас проблема. Эти русские платят, но они не хотят нашей рекламы. А мы начали монетизировать ЖЖ рекламно. Они не хотят нашей рекламы. Они покупают у нас платные аккаунты и присылают вот эти копейки в конвертах».

У них нет кредитных карт. Они присылают наличные или даже монетки. И мы с Эндрю как-то подумали и говорим: «Ну хорошо, давайте мы как-то договоримся и у вас это заберем». Купим.

Носик появился позже. Носик был наиважнейшей частью этого. Мы познакомились с Носиком, наверное, в августе 2006 года. Эндрю позвал его на встречу и говорит: «Так как мы уже договорились о сделке, я хочу привлечь к этому Носика». И Носик пришел, он покопался в интернете, выкопал про меня какие-то вещи, которые я забыл. Он просто сказал: «Вот та компания и та компания. Ну ты, наверное, знаешь об этом, потому что у тебя должен был быть такой опыт вот в этой компании». Носик пришел со своими Rothmans. Мы договорились, что мы его как-то привлечем. И он стал, что называлось, руководителем службы блогов. И, естественно, Носик знал про ЖЖ намного больше, чем все остальные. Он и был ЖЖ.

Потому что этот продукт не нужен был рынку. Рынку рекламы не нужен был такой продукт, как ЖЖ. Он нужен был пользователям. И, наверное, подходить к его монетизации нужно было совсем по-другому.

Можно было брать деньги с пользователей. Они [русскоязычные пользователи] платили, кстати. Я думаю, что они платили сотни тысяч, если не миллионы в год. Я не помню сейчас цифр, но они были значительны. То есть когда мы смотрели на то, сколько пользователей платят, сколько пользователей готовы были бы заплатить, то... Теоретически мы на рекламе могли бы заработать больше, но практически реальные деньги шли от платных пользователей.

ЖЖ — это не социальная сеть, там был элемент социальной сети. Это, в принципе, блог-платформа, но это и некое медийное пространство. И в этом медийном пространстве есть люди, которые производят контент, и люди, которые его потребляют. И вот производящих контент было действительно 5%.

Наверное, есть некое несоответствие между тем, что люди пишущие хотят донести. Они это делают абсолютно не из коммерческих соображений. Они хотят донести контент, и они абсолютно не хотят, чтобы кто-то их монетизировал. Успешные компании создаются не в тот момент, когда появляется хороший продукт. Хороший продукт — это важная часть и необходимая часть, но намного важнее, что называется, product market fit — чтобы на этот продукт, каким бы он ни был хорошим, был спрос. Рыночный спрос. То есть не запрос пользовательский, а вот как раз рыночный спрос. Для меня эта история закончилась в августе-сентябре 2008 года. И для Носика примерно в то же самое время, и для Полсона.

На самом деле, в основном это был [проект] Мамута, и так всё и осталось.

Я хотел стать юристом. И после университета, и даже до университета я некоторое время проработал в Baker McKenzie, которая на тот момент была самой крупной юридической компанией. Я был их summer associate в Питере в 1996 году.

Я действительно хотел стать юристом и заниматься какими-то интересными, сложными правовыми вопросами. И я проработал некоторое время в Baker McKenzie и понял, что я юристом не хочу быть. Просто не про меня.

Но мне очень повезло, потому что я работал с партнером, который оказался в принципе без рук. У него было два associate, два юриста, которые с ним работали, и они оба по разным причинам ушли. И он остался один, со мной, только что закончившим университет, делать сделку. И этой сделкой была продажа компании Power Computing компании Apple.

Это была грандиознейшая сделка. Это было вот как раз после того, как вернулся Стив Джобс, и он решил, что ему нужно консолидировать владение Apple. И я получил вообще феноменальный, грандиозный опыт работы, понимание того, как устроена компания изнутри структурно. И подумал: «Чего это я тут сижу, я пойду строить свои компании».

Это было до распада Советского Союза. Мне кажется, что моим родителям стало боязно. Мне кажется, что в тот момент уезжали, потому что можно было уехать. Уезжали в никуда. Я думаю, что, если бы мои родители знали, на что они идут, куда они едут и что им предстоит, они бы еще тысячу раз подумали. Потому что это, конечно, было абсолютно героическое решение. В принципе, наверное, мы уезжали, как сейчас уезжают сирийские беженцы. То есть мы приехали действительно беженцами.

Потому что мы действительно практически убежали. Я попал в больницу в конце сентября 1990 года и лежал с капельницей. Меня нужно было срочно вылечить, поэтому меня лечили в экстренном порядке. И в больнице был мальчик один, с которым у меня произошел некий конфликт. Это будет звучать ужасно смешно, но я лежал с капельницей по 12 часов в день, а он в какой-то момент подошел и стал пердеть в лицо. Как-то не очень приятно себя повел. Ну, я его оттолкнул. Он упал, заплакал, и потом его на следующий день выписали. И он ушел из больницы. Без последствий.

Меня выписали из больницы еще через три дня. И на следующий день я один дома, родители только ушли, раздается звонок, мне звонит человек из милиции и говорит, что я с этим мальчиком подрался и теперь он лежит в больнице с переломом позвоночника и что мне нужно прийти в отделение с родителями, чтобы разобраться, потому что на меня завели дело.

Настоящее, абсолютно настоящее уголовное дело. Я вообще ничего не понимал, что происходит. И мы пришли с мамой в отделение милиции, и там сказали, что да, восемь лет колонии, нанесение тяжких телесных повреждений. Родители стали через какие-то свои связи пытаться это решить. Оказалось, что это абсолютно неразрешаемый вопрос, что все это находится на уровне каких-то серьезных людей с погонами. Оказалось, что отец этого мальчика — бывший гэбэшный офицер — вступает в такую историю не первый раз. Этот мальчик не первый раз в больнице с переломом позвоночника и не первый раз заводится уголовное дело. И он пришел к моим родителям и говорит: «Ну, знаете, вот, дети, ну бывает, что они дерутся. Конечно, я могу закрыть это дело и забрать заявление из милиции. Я поговорил с соседями. Сосед сверху сказал, что это будет стоить 30 тысяч рублей, сосед снизу сказал, что это будет стоить три тысячи рублей».

Когда я это услышал, я тоже не понимал вообще, что это значит. Но это метафорически он говорит, это торг: «Ну, какую-то сумму дайте мне». И родители с ним как-то договорились. Они подняли на уши весь город, у них были какие-то связи, масса знакомых, которые им сказали: «Знаете, такой человек». Якобы он делает это не первый раз.

Я до конца не знаю всех деталей. Знаю, что они пришли в ОВИР (отдел виз и регистрации) с этим человеком, передали ему конверт денег и им взамен выдали паспорта. Они заплатили, и в этот день мы улетели.

Родители рассказывали, что они не верили, что их посадят в самолет. Даже когда приземлились в Нью-Йорке, они не верили, что это все закончилось. Они ходили, оглядывались по сторонам. Думали, что, может быть, за ними следит кто-то.

Когда я ушел из SUP и создавал компанию Kite, я познакомился с немецким предпринимателем Лукашем Гадовским, который на тот момент создавал свою компанию, которая называлась Team Europe. Она должна была заниматься клонированием разных других компаний. Если есть какая-то модель, которая работает в Америке, то почему бы не взять и не сделать такую же модель в Европе или в России? То есть была компания Just Eat, которая то же самое [заказ доставки еды через интернет] делала в Дании и в Англии.

И ребята решили, что можно сделать то же самое в нескольких странах, при этом сделать это в нескольких странах сразу. Они запустились в Германии как отдельный бизнес, который назывался Lieferheld, и сделали Delivery Hero. Lieferheld — значит delivery hero по-немецки. Решили запуститься в Англии, купив компанию Hungry House, которая была таким мелким игроком по сравнению с Just Eat. Just Eat их купил недавно у Delivery Hero. И в Корее [решили запуститься], и еще на нескольких рынках. И Россия, кстати, была одним из них.

Я пришел к Леониду Богуславскому, рассказал ему эту историю. Меня с ним познакомил наш общий приятель Йован Марьянович. А у него тоже изменилась ситуация на тот момент, потому что «Яндекс» пошел на биржу и он оказался в ситуации, когда мог расширять свою деятельность (после IPO «Яндекса» Богуславский продал часть своего пакета компании — vc.ru).

Появились средства, он по-другому стал смотреть на мир и на инвестиции. И мы с ним стали смотреть на разные компании и инвестировали. Наверное, это был уже 2011 год. И мы инвестировали в тогда еще две разные компании — немецкую компанию Lieferheld и Delivery Hero как международную компанию. Мы инвестировали в обе компании, поэтому они слились и получилась компания больше.

И после этого мы начали действительно заниматься покупками других рынков. Первая большая покупка — это была компания Online Pizza, которая Online Pizza и Pizza Portal. Они были в Финляндии и в Швеции. И Никлас Остберг, который глава Delivery Hero, хорошо их знал, хорошо знал основателей. Мы с ним договорились о платежах, рассрочке — денег, конечно, на это не было. На покупку этого мы снова начали бегать по рынку, чтобы искать деньги. И в принципе так компания и получилась.

Компания постоянно занималась фандрайзингом и постоянно росла. Мы стали покупать разные рынки. И сейчас, по-моему, Delivery Hero на 47 рынках.

Я не считаю [сколько стою], не проверяю счёт. Я не понимаю, зачем это. Я в принципе не понимаю вот эти пузомерки. Для меня было бы несчастьем попасть в список Forbes.

Осетинская: Как мы знаем, коммуникация в Америке устроена достаточно деликатно по форме, хотя довольно тверда по содержанию.

Да, мне очень нравится это твердое по содержанию [общение]. Я где-то недавно прочитал, что в России люди твёрдые снаружи и мягкие внутри, а в Америке наоборот.

Осетинская: Когда русские предприниматели, которых здесь принято называть откровенно олигархи, силовые предприниматели, так или иначе «рука Путина». Один из них в тюрьме сидел, другой еще что-то, здесь же не стесняются в газетах в выражениях. Скажут: «Criminal Russian чего-нибудь». Как ты объясняешь, что на самом деле это все по-другому, сложнее?

Если и возникают вопросы, то можно объяснить, предоставить какие-то бумаги. Мне кажется, что эта история с гонением русских в Америке крайне гипертрофированная.

Я с ним встречался несколько раз. Ему была несомненно интересна Россия. Ему были интересны какие-то такие метафизические вопросы. Например, он совершенно потрясающе определил прогресс. То есть идею прогресса. Он сказал, что он думал о том ,что такое прогресс. И сказал, что для него это переход из энергии в информацию. Когда ты не знаешь, как играешь в теннис, ты мечешься по корту, потеешь и тратишь слишком много энергии для того, чтобы достичь определенного результата. А чем ты больше учишься, чем лучше ты играешь в теннис, чем больше ты получаешь информации, тем меньше тебе нужно энергии.

Это как Airbnb для офисной недвижимости. То есть это некий маркетплейс, который соединяет владельцев недвижимости и компании, которым эта недвижимость нужна. И в отличие от Airbnb, в котором люди останавливаются на две-три ночи, в Knotel компании задерживаются на год, полтора, два. Поэтому это не транзакционный маркетплейс, как многие другие, а то что мы называем managed marketplace, то есть маркетплейс с неким управлением.

Мы в течение последних двух лет уже пытаемся объяснить, чем занимается Knotel. Примерно говорим одно и то же. Компания выросла примерно в сто раз за два года. И никто ничего не понимает.

Я приехал в Нью-Йорк в 2012 году, в конце 2012 года. И в 2013 году мы с приятелем соосновали компанию Knotable, которая занималась совсем другими вещами. И сняли офис, который был где-то пять тысяч футов, это примерно 500 метров, потому что решили, что мы построим большую компанию. Но в этой компании максимум работало четыре человека, и места было слишком много, поэтому мы нашли другие компании, которые у нас это помещение подсняли. Ну там, была какая-то компания на 20 человек, ещё компания на 15, ещё на десять.

Где-то ещё через полгода на рынке появился ещё один этаж. К нам постоянно приходят компании и говорят: «О, как у вас тут классно! Давайте мы у вас тоже что-нибудь подснимем». Мы сняли ещё один этаж, и его тут же сняла одна компания. Они сказали, что получили ещё один раунд финансирования и будут расти, поэтому нужно больше места. Ещё где-то через год мы посмотрели на цифры и оказалось, что вот эта странная фигня с недвижимостью кормит вот эту софтовую компанию. Я посмотрел на рынок и подумал, что на рынке есть такая концепция, как coworking. Есть большая компания WeWork — самая большая коворкинговая компания в мире. А есть вся остальная офисная недвижимость.

WeWork вышли с продуктом, который после краха 2008 года помог маленьким компаниям как-то вырасти. Но что дальше? Вот эта компания вырастает до 20 человек, и у WeWork не было продукта, и сейчас нет особо хорошего продукта для компании больше 20 человек. И мы этот продукт сделали. И сейчас в Knotel работает, может быть, больше пяти тысяч человек. Я даже не могу сейчас сказать точно. Больше 200 компаний.

Биткоин сам по себе интересный феномен, но намного интереснее блокчейн как платформа. И для такой компании, как Knotel, он, мне кажется, невероятно важен. Потому что это огромный рынок коммерческой недвижимости, на котором нет четкой информации. Есть информация о том, что здесь есть здания. Но параметры этого здания: владелец говорит одно, один брокер говорит другое, в правительственных, государственных каких-то бумажках написано третье. А что происходит внутри — вообще никто не знает.

Вот эта масса информации — она необходима для того, чтобы ускорить рынок, просто сделать рынок более прозрачным. Все этого хотят — и брокеры, и владельцы, и люди, которые снимают недвижимость. Все хотят, чтобы была информационная четкость.

У тебя есть масса информации о ресторанах. Почему такого нет об офисной недвижимости? Мы решили сделать такую распределенную систему, в которой все владельцы информации могут эту информацию зарегистрировать и этой информацией обмениваться. На базе этой информации можно уже заключать смарт-контракты.