Психологические ловушки. Молчание — сила. Часть #03
— Действие заполняет пустоту, создаваемую нашими промахами! — этот закон Сирилла Норкота Паркинсона наглядно описывает принцип тревоги. Она действительно заполняет любой вакуум и, самое главное, она заполняет вакуум в свою пользу — и против вас!
Американский экономист Дж. Гелбрейт приводит впечатляющие наблюдения, полученные при общении с индийским национальным лидером Джавахарлалом Неру:— Его метод, с помощью которого он избавлялся от нежелательных идей и неприятных просьб, был очень эффективен и приводил в замешательство. Состоял он в полном молчании. Вы просили его... Он не выдвигал возражений; он просто ничего не говорил. Когда молчание становилось невыносимым, вы повторяли свою мысль или просьбу и в отчаянии слышали лишь собственные слова. Вновь царило молчание. Вы теперь ждали услышать от него хотя бы отрицательный ответ. И когда в конце концов он давал его, вы с благодарностью исчезали.
Смысл эффективности паузы такой же, как и в темноте: в отсутствии сигнала наше восприятие начинает искать признаки опасности, к этому процессу присоединяются все внутренние страхи.
Именно они снабжают молчание собеседника самыми угрожающими смыслами. Под таким давлением вы уже будете рады и отказу, только бы не оставаться наедине со своей тревогой.
Опытный переговорщик, разглядев слабость контрагента, непременно применит «мхатовскую паузу» при обсуждении условий договора. И вот уже неуверенный в себе подрядчик начинает отступать от своих интересов — делает скидки, снижает сроки, увеличивает объём работ при сохранившемся бюджете.
Захватывающий эффект молчания и «домысливания» приведён в фантастической повести Станислава Лема «Дознание пилота Пиркса». Придавленный перегрузкой Пиркс не может определиться с решением и дать команду. Робот-андроид, пытавшийся уничтожить экипаж смертельным манёвром, трактует молчание пилота как разоблачение и совершает ошибку.
А в одном из первых рассказов о пилоте Пирксе описывается его испытание в камере сенсорной депривации — бак, изолирующий человека от сигналов внешнего мира — звуков, света, запахов. Бак заполнен соляным раствором с температурой тела.
...Прежде всего он перестал ощущать положение собственного тела, рук, ног. Он помнил, в какой позе лежит, но именно помнил, а не ощущал. Пиркс прикинул, давно ли он находится под водой, с этим белым парафином на лице. И с удивлением понял, что он, умевший без часов определять время с точностью до одной-двух минут, не имеет ни малейшего представления, сколько минут – или, может, десятков минут? – прошло после погружения в «сумасшедшую ванну».
Лишённый внешних ориентиров разум превращает в пустоту всё — время, пространство и, наконец, себя:
Пока Пиркс удивлялся этому, он обнаружил, что у него уже нет ни туловища, ни головы – вообще ничего. Совсем так, будто его вообще нет.
Вот уже и сердца не слышно. Изо всех сил он напрягал слух – безрезультатно. Зато тишина, наполнявшая его, сменилась глухим гулом, непрерывным белым шумом, таким неприятным, что хотелось заткнуть уши....
И уже в конце:
...Он стал прозрачным. Он был дырой, решетом, извилистой цепью пещер и подземных переходов.
Потом и это распалось — остался только страх...
Воображение, столкнувшись с незнакомой ситуацией — полного отсутствия сигналов — заполнило сознание страхом, тревога заполнила всё сознание.
Великий фантаст, решив приступить к рассказу, видимо, сам испытал на себе действие камеры сенсорной депривации. Или, наоборот, написал его под впечатлением от своих переживаний.
Страх тишины — самое парадоксальное проявление тревоги. Казалось бы — тишина есть символ покоя. Но именно она активизирует людей с высокой тревожностью. Они начинают суетиться, говорить — в буквальном смысле! — ни о чём, ни к месту, не связанно со смыслом происходящих вокруг событий. Наверняка, вы встречались с ними и оставались в полном недоумении от их пустой, бесполезной речи, деятельности. Такое раздражающее поведение объясняется одним — им страшно наедине со своими мыслями и их тараторящая речь, по своей сути, это крик:— Мне страшно! Я боюсь! Спасите меня!
Речь же самодостаточного, живущего в ладу с собой человека давно описана в «Одесских рассказах» И.Бабеля:— Беня говорит мало, но он говорит смачно. Беня говорит мало, но хочется, чтобы он сказал ещё.
Получается, самый страшный враг личности — сама личность, вернее — её внутренняя тревога. Именно она становится посредником между личностью и мирами — внутренним и внешним. Тревога искажает восприятие себя, преуменьшая возможности человека — отсюда сниженная самооценка и неуверенность в себе. Тревога искажает восприятие окружающей действительности — преувеличивая опасности, формируя мрачные ожидания.
Всё — яд, всё — лекарство; то и другое определяет доза. Тревога есть у всех, её высокий уровень обездвиживает личность, лишает её мотивации к развитию. Тревога в «здоровых дозах» называется осторожностью, сохраняет жизнь — переходя через дорогу мы оглядываемся по сторонам. И позволяет смело шагнуть в неизведанное, получить новый опыт.
Самое впечатляющее проявление «смыслового мондегрина» выражен в японской культуре восприятия искусства югэн, которое выражено ёмким правилом:— Услышать несказанное, увидеть ненаписанное...
Тишина недоговорённости, оставленная автором картины или стихотворения — та самая «мхатовская пауза», которой он приглашает своего зрителя — к размышлениям, к «додумыванию», к воображаемому соавторству. Порождённые зрителем смыслы — в соответствии со своим уникальным жизненным опытом — делают сам объект искусства более ценным.
Иероглифы, описывающие югэн содержат в себе другие понятия — уединённость, тайну, темноту. Если перевести на технический язык — опять отсутствие сигналов и связанные с этим страхи! Тревога в «гомеопатических дозах» помогает погрузиться в созерцание и осмысление, такая тревога, как лёгкая рябь на поверхности замершей воды, создаёт красоту неуловимого мгновения.
Оставляя читателя в размышлении, завершаю статью классическим хокку Мацуо Басё:
— Все волнения, всю печальСвоего смятенного сердцаГибкой иве отдай...