Корифеи авиации в шараге. Мемуары заместителя А.Н. Туполева. Часть1

Леонид Львович Кербер, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий. Был заместителем. А. Н. Туполева вспоминает...

Свое неофициальное название — «Туполевская шарага» — конструкторское бюро получило по фамилии авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева: будучи заключенным, он с 1939 по 1941 год руководил работой ЦКБ, расположенной в стенах возглавляемого им до ареста института.Помимо прославивших КБ Туполева и Кербера (автора книги-мемуара «Туполевская шарага») в нем работали Лев Термен, Сергей Королев, Роберт Бартини и др. конструкторы, ставшие звездами самолетостроения через несколько лет после освобождения.

Исправлен псевдоним "Г. Озеров" на имя истинного aвтора -- Л.Л. Кербер (Леонид Львович Кербер)

Кроме того, чрезвычайно интересно и поучительно прочитать написанные очевидцем событий образным живым языком несколько десятков страниц правды о прошлом России: об ее яркой, духовно свободной, высокообразованной и талантливой интеллигенции -- ученых, конструкторах, техниках.

О людях, получивших прекрасное образование у досоветских московских, питерских, казанских (а также немецких, английских, французских) профессоров.

О гражданах, свободно ездивших до 1913 года учиться в лучшие университеты Европы и работать в ведущих западных фирмах и беспрепятственно, а главное, с огромным желанием возвращавшихся жить и работать домой в Россию... (Потом была война, революция, НЭП, железный занавес и кровавые тиски сталинского тоталитарного режима).

Еще для многих будет открытием узнать о незаурядных западных чудаках-идеалистах, соблазненных советской пропагандой, приехавших помогать строить "новую счастливую свободную Россию" и попавших в те же тиски.

Знать это особенно необходимо сейчас, когда многое уже забыто, а юные школьники и студенты все чаще и чаще читают и слышат по радио и ТВ "как прекрасно чекистами Л.П. Берия был организован научный труд перед войной, во время войны и в послевоенное время", мол, есть что перенять...}

А. И. Солженицын в романе "В круге первом" описал одно из закрытых конструкторских бюро НКВД, именовавшихся среди заключенных "шарагой".

Главный герой романа Глеб Нержин вместе с другими специалистами работает над задачей идентификации личности по подслушанным и записанным телефонным разговорам.

Читая книгу, видишь, что автор хорошо знает среду и людей, о которых идет повествование. И все же это литературное произведение с фабулой, характерами героев, конфликтами между ними, а частично и ситуациями, порожденными творческой мыслью талантливого автора.

Пусть не подумают, что этим я утверждаю, что в книге сгущены краски или допущены преувеличения. Отнюдь нет, скорее наоборот, некоторые стороны "шараги" в ней сглажены.

Мне пришлось прожить в "шараге", созданной Берия вокруг крупнейших русских авиационных специалистов, четыре года. Согнанных из всех лагерей СССР, их в 1938 году привезли в Болшево, в бывшую трудкоммуну ОГПУ затем перебазировали в Москву в здание КОСОС ЦАГИ на ул. Радио, а после начала войны отвезли в Омск на завод No 166 НКАП.

В изложенных ниже записях вымысла нет.

Но прежде следует попытаться ответить на один вопрос -- какова первопричина, вызвавшая появление шараг? Думается, она вот в чем. Государственное устройство России во все времена покоилось на чиновном бюрократизме.

Обе революции 1917 года его не устранили. Более того, распочкование государственного аппарата на два параллельных, дублирующих друг друга снизу доверху, его приумножило: 16 Советов министров и ЦК по числу союзных республик, да 20 в автономных вовлекли в него еще тысяч десять чинуш и клерков.

Случилось то, чего больше всего боялся Ленин -- коммунистический бюрократизм в десятки, сотни раз обогнал царский.

Хлынувшее в аппарат власти пополнение, в большинстве своем состоявшее из людей, не имевших должного образования, и вовсе похоронило инициативу низов.

Демократический централизм требовал у нисходящей иерархии не критического осмысливания спускаемых директив, а беспрекословного их выполнения.

Короче говоря, государственный бюрократизм -- эта раковая опухоль, проникшая к тридцатым годам во все звенья партийного и советского аппарата, -- сделала его к этому времени в сфере научного и технического прогресса недееспособным.

В сфере применения массового человеческого труда иллюзия прогресса еще сохранилась. Сталинские каналы, первые гидростанции, железнодорожные пути, комсомольские города, воздвигаемые горбом и лопатой рабского труда с его чудовищно низкой производительностью, хотя медленно, но входили в строй.

Хуже было с автомобильными и тракторными заводами. Корпуса их возводили быстро, а наладить ритмичную работу годами не могли. И уж совсем скверно было в области разработки и создания образцов новой прогрессивной техники. Тут дело шло к явному провалу.

Даже государственные оборонные конструкторские бюро, ставя перед наркоматами проблемные вопросы, натыкались на молчание косного неповоротливого аппарата.

Известно, что такая организация всегда была одна -- ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ.

Когда конструктор обращался за помощью в верха, его запрос тонул. Когда же под таким запросом стояла подпись Ягоды, Ежова или Берии, Сезам открывался мгновенно, и задача выполнялась с необыкновенной быстротой.

Испытав подобную схему на работниках пресловутой Промпартии и убедившись, что она обладает высоким КПД, шараги возвели в ранг панацеи -- "пока мы (НКВД) не взялись за классовых врагов, они вредили и тормозили движение страны вперед".

Ведь нельзя же было признаться, что вредила и тормозила та самая идея, которая априори была возведена в степень беспорочной. Итак, -- "стоило нам разоблачить врагов, как они тут же раскаивались и брались за дело".

Создавалась идеальная модель, доступная пониманию многомиллионного темного народа: безупречный государственный аппарат, классовые враги, гуманный меч пролетарского правосудия, он занесен, но раскаивающихся не карает.

Они (враги) изолируются, постигают новую идеологию, а перевоспитанные приносят на алтарь свободного отечества свои знания и способности.

Этакая Аркадия, пасет которую верный соратник, автор "Истории большевистского движения в Закавказье" (Л. П. Берия. -- Ред.), а возглавляет "отец, учитель и корифей всех наук".

И ведь именно по этой схеме были спроектированы и созданы прямоточные котлы Рамзина; истребитель И-5 Григоровича и Поликарпова; паровозы ФД и ИС...; средства связи Куксена и Берга; артиллерийские системы Благонравова и Победоносцева; танки Котина и Косоциора; самолеты Пе-2 и Ту-2 Петлякова и Туполева; межпланетные ракеты Королева и даже атомные успехи Ландау, Франка, Румера, Круткова и др.

Счастливым исключением из этого знаменательного списка оказались биология и сельское хозяйство. С ними Сталин и Лысенко справились без шараг, попросту поубивав всех сколько-нибудь способных биологов, агрономов и др. специалистов.

Мы часто на страницах прессы негодуем, когда где-нибудь обнаруживается спрятавшийся от расплаты какой-нибудь фюрер СС, -- и это справедливо.

Допустим, что процессов над отечественными эсэсовцами из ГУЛАГа и МВД из-за того, что может вскрыться, проводить не хотят.

Потеряв в застенках 10 000 000 (десять миллионов ) жизней своих соотечественников, страна могла бы позволить себе добавить к ним еще двух негодяев, не нашедших в себе мужества покончить с собой.

Л.Л. КЕРБЕР

"Число дураков неисчислимо" (Галилей)

"Если какая-нибудь неприятность может случиться -- она случится" (Закон Мерфи)

"Все, что может испортиться -- портится" (Френсис Чизлхом)

Несмотря на все драконовские меры, принятые администрацией для изоляции заключенных, и в 1937 году и в 1938 по коридорам и камерам Таганской областной, Бутырской центральной, Лефортовской военной, Московской городской на ул. Матросская Тишина, Новинской женской, Краснопресненской пересыльной, Внутренней областной на Лубянке 2, Внутренней областной на Лубянке 14, районной в Филях, Московского областного НКВД в Суханове, бывшей колонии НКВД в Болшево и многих других, менее известных тюрем Москвы, минуя охрану, замки, намордники и двери, упорно ползли слухи о закрытых конструкторских бюро, в которых заключенные работали над военными и промышленными проблемами.

Слухи ползли, клубились, обрастали вымышленными подробностями, но никогда реально попавшими в эти шараги людьми не подтверждались, ибо обратно в тюрьму они оттуда не возвращались.

Каждую ночь лязгали замки камер, открывались двери, шепотом вызывались арестованные с вещами, во дворах урчали моторы "черных воронов", от десятков московских вокзалов, постукивая на рельсовых стыках, отходили поезда со "столыпинскими" вагонами или эшелоны товарных, увозившие заключенных неизвестно куда, и занавес непроницаемой тайны вновь опускался над страной.

Как-то зимой, вечером, из ворот одной из московских тюрем выехала машина. Это был не "черный ворон", а обычный пикап. Пятеро заключенных с вещами сидели, опустив головы. Куда, зачем? Поколесив по Москве, машина остановилась у глухих железных ворот на ул. Салтыкова и просигналила.

Вышел охранник в форме НКВД, переговорил с офицером, сидевшим рядом с шофером, и пикап въехал на территорию завода No 156 НКАП. Проехав мимо традиционных монументов Ленина и Сталина, машина остановилась у двери здания КОCОС.

Нас провели в лифт и подняли на 8-й этаж, в канцелярию. Обхождение вежливое: "Садитесь. Вы прибыли в специальную тюрьму НКВД, ЦКБ-296. Прочтите правила внутреннего распорядка и распишитесь". Читаем -- "воспрещается", "не допускается", "возбраняется" и т. д., страниц 5-6 на машинке. Все, как и обычно, но есть кое-что и специфически новое.

"За употребление спиртных напитков (Боже мой, откуда они могут взяться в тюрьме?) и за попытку связаться с внешним миром через вольнонаемных, арестованный отстраняется от работы и направляется в лагеря строгого режима".

Второе: в разделе кар, помимо обычных лишений прогулок, лавочки и наказаний карцером, есть пункт: "лишаются свиданий", из этого вытекает, что здесь их дают.

Прочитываем и расписываемся. Сколько таких обязательств быть "пай-мальчиками" мы надавали за эти годы! Охранник разводит нас по "месту жительства", как он это называет, по камерам, как думаем мы.

Идем коридорами по мягким ковровым дорожкам, направо, налево, вниз -- везде пусто. Наконец попка открывает дверь и вежливо просит пройти.

Прислушиваемся, дверь за нами замком не лязгает. Осматриваемся, мы в одном из залов ЦАГИ. По стенам 30 солдатских коек, покрытых байковыми одеялами, у каждой тумбочка, на ней пачка папирос "Дукат", окно в решетке, несколько стульев.

Сдвигаем их и садимся. Несколько минут сидим молча, слишком велика трансформация, происшедшая с нами, затем жизнь берет свое, хочется курить, сворачиваем "козьи ножки" и шепотом обсуждаем, что дальше?

Открывается дверь. Уже другой охранник произносит что-то вроде "пожалуйте ужинать". По въевшейся привычке развязываю сидор, достаю котелок и становлюсь у двери. Попка улыбается: "этого не нужно, там дадут", и ведет в столовую.

Открывается дверь, человек полтораста, сидящих за столами, покрытыми белоснежными скатертями, одновременно поворачивают головы, кто-то вскрикивает, кто-то бежит навстречу, много знакомых, дружеских лиц, к нам тянутся руки...

Трудно описать эту встречу и чувства, нахлынувшие на нас. Охрана -- их человек пять -- вежливо, но настойчиво просит успокоиться и занять свои места. Постепенно буря стихает, и мы можем оглядеться.

За разными столиками находим: А. Н. Туполева, В. М. Петлякова, В. М. Мясищева, И. Г. Немана, С. П. Королева, А. И. Путилова, В. А. Чижевского, А. М. Черемухина, Д. С. Макарова, Н. И. Вазенкова -- одним словом, весь цвет русской национальной авиационной мысли.

Сотни дружеских глаз смотрят в нашу сторону, как бы успокаивая, теперь все будет хорошо. А меня берет оторопь -- значит, это правда, значит, все они -- арестованы, но ведь это -- катастрофа!

Нас рассаживают на свободные места... Действительно, котелок и ложка, которые в лагере можно было оставить, только отправляясь на кладбище, здесь выглядели бы смешно.

Ножи, вилки, тарелки, от которых мы порядком отвыкли, подчеркивают нелепость моих котелка и ложки. Девушка в переднике приносит мясо с макаронами и спрашивает: "Вам (это мне-то, месяц назад именовавшемуся "падло") чай или какао?"

Большинство уже заканчивает ужин и расходится, когда сидящий недалеко пожилой человек (в дальнейшем выяснилось, что это крупный химик, член партии с 1915 года, А. С. Фанштейн, встречавшийся когда-то с Лениным), раздраженно бросил: "Опять какао холодное, просто безобразие".

Новенький больно-пребольно ущипнул себя за ногу: Господи, Боже мой, это реальность или фантастика? Постепенно столовая пустеет, окруженные друзьями двигаемся и мы. Быстро оглянувшись кругом, я хватаю несколько кусков хлеба и сую в карман -- закосил пайку, удача!

Вероятно, это видят и друзья, и охрана, но мне безразлично, лагерный принцип гласит: закосил -- твое, прохлопал -- пеняй на себя: станешь доходягой, дальше путь один -- в "М".

В спальне (дубовом зале) уже собрались и ждут друзья -- А. В. Надашкевич и Ю. В. Калганов, Н. А. Соколов и А. Ю. Рогов, И. М. Косткин и Г. С. Френкель, Ю. А. Крутков и И. М. Лопатин, М. П. Номерницкий и В. С. Денисов.

Но прежде всего к "патриарху" -- Туполеву. На кроватях, стульях, тумбочках, стоя в проходе -- аудитория. Андрей Николаевич задает вопросы. Новички отвечают, они еще скованы, говорят вполголоса, изредка бросают взгляд на дверь -- не идет ли охрана.

Им объясняют -- спальня это нечто вроде сетльмента, когда заключенные в спальне, вход охране туда воспрещен.

За окном темно, скоро уже ночь, а вопросам нет конца. Все же постепенно народ расходится, остается небольшая группа, видимо, ближайших сотрудников Туполева, многих из которых мы не знаем.

Вероятно, они вошли в его окружение уже в ЦКБ-29.

А. Н. Туполев рассказывает -- уже много времени как мы вас включаем в списки нужных для работы специалистов, но все безрезультатно, ГУЛАГ тщетно разыскивал в своих кладовых, от Минска и до Колымы, от Джезказгана и до Норильска.

"Слава Аллаху, что нашли живыми, могло бы быть и иначе, -- с грустью говорит старик,-- ведь многих, ох, очень многих так и не нашли".

Задаем вопросы и мы. Выясняется, что в ЦКБ-29 три самостоятельных бюро

-- В. М. Петлякова, которое проектирует высотный истребитель-- проект 100,

В. М. Мясищева, конструирующего дальний высотный бомбардировщик -- проект 102,

и Туполева, разрабатывающего пикирующий бомбардировщик -- 103.

Кроме того, в стадии формирования четвертое бюро -- Д. Л. Томашевича, которое будет работать над фронтовым истребителем 101.

Командует этим предприятием -- нельзя же говорить в самом деле "руководит" -- полковник НКВД Григорий Кутепов, бывший слесарь-электрик завода No 39.

В 1932 году, когда на этом заводе было создано ЦКБ-39 НКВД, куда свезли арестованных Н. Н. Поликарпова, Д. П. Григоровича, Б. Н. Тарасовича, А. В. Надашкевича, И. М. Косткина, В. Л. Коровина, В. С. Денисова и других, Кутепов стал одним из мелких охранников.

Видимо, он "работал над собой" и стал крупным специалистом, если с 1932 по 1937 год вырос настолько, что смог стать "руководителем" ЦКБ-29.

У Кутепова три зама -- "руководители" КБ.

Балашов "руководит" Туполевым, Устинов -- Мясищевым, а Ямалутдинов -- Петляковым. Кроме этих трех в штате ЦКБ еще с десяток офицеров НКВД, выполняющих роль второстепенных начальников.

Около 12 -- около, ибо арестованным часов иметь не полагается, а по тюремным правилам у нас в спальнях сняли и настенные, -- угомонившиеся зэки стали расходиться по спальням.

Погашен свет, что тоже приятно -- в камерах, бараках, столыпинских вагонах в потолке день и ночь сияют "тысячевольтные осрамы". Впервые за три года ложимся спать в нормальную человеческую кровать с простынями, подушками, одеялом.

Спальня затихает, только из-за окна изредка раздается скрип трамваев, сворачивающих с Дворцового моста на Волочаевскую ул.

Они торопятся на ночь в парк им. Апакова, бывший им. Бухарина. Не спят одни новички, слишком это сильное потрясение после тюрем, этапов, пересылок, лагерей -- лежать в чистой кровати, предвкушая любимую работу, иностранные технические журналы, логарифмическую линейку, остро отточенные карандаши и чистую, тугую поверхность ватмана, натянутого на доске.

Из грязи, бесправия, окриков охраны, матерщины, гнуса и холода в тундре, жары и тарантулов в пустыне, драки за порцию баланды или стоптанные опорки, -- сесть за "Изис", провести осевую линию и начать думать -- это, знаете, грандиозно!

Еще неделю назад, в предутренней темноте на разводе, принимая зэков, очередной попка с тупым лицом дегенерата кричал: "присесть, руки за голову, упреждаю -- шаг влево, шаг вправо считаю за побег, открываю огонь без предупреждения", а сегодня -- "пройдите в столовую".

Нет, боюсь, что тот, кто там не был, понять метаморфозу, происшедшую с нами, не сможет! Три дня вновь прибывшие в карантине, -- на работу не ходят, читают, питаются, спят, гуляют в "обезьяннике", т. е. в железной клетке, построенной на крыше КОСОС, в которой заключенные дышат воздухом.

Вечерами, когда друзья возвращались после работы в спальни, вопросы сыпались на новеньких, как из рога изобилия. Многие зэки попали в ЦКБ-29 прямо из тюрем и жизни в лагерях не знали.

Большинство считало свое пребывание в ЦКБ временным, полагая, что, когда чертежи закончатся, всех отправят обратно. Никто не был застрахован и от всяких кви про кво Фемиды.

Как, смеясь, заметил С. П. Королев: "Глаза-то у нее завязаны, возьмет и ошибется, сегодня решаешь дифференциальные уравнения, а завтра -- Колыма!"

Так оно и было. Совершенно неожиданно мы обнаруживали, что кто-то исчез.

Делалось это по стандарту: на рабочее место приходил "попка" и просил пройти в канцелярию. Покуда мы трудились над (пропуск. -- Ред.) и т. д., охранники собирали в спальне вещи, и занавес опускался.

"Финита ля комедия". Куда, зачем, за что -- на эти вопросы ответов не давали.

Возможно, что Туполеву или Мясищеву "руководство" ЦКБ и сообщало что-либо, но с нами оно не делилось.

Так или иначе, но з/к не давали нам покоя, и мы охотно делились своим опытом. Для них это было своеобразной политграмотой. Жизнь в бараках с уголовниками, этапы с собаками, подкусывающими отставших, полный произвол администрации и конвоя, ужасное питание, невыполнимые нормы выработки, отсутствие переписки и свиданий с близкими произвели на них столь сильное впечатление, что некоторые пришли к выводу: существовать там невозможно и выход один -- уйти из жизни.

По здравому смыслу с этим нельзя было не согласиться. Но вера в то, что все раскроется и правда восторжествует, настолько сильна, что с такими случаями я за годы скитаний по лагерям встретился всего два-три раза.

Нас же, новичков, интересовала история ЦКБ, и мы тоже задавали вопросы. Несколько позднее, А. Н. Туполев, зайдя вечером к одному из засидевшихся на рабочем месте зэку, рассказал: "В эмбриональной фазе нас отвезли в Болшево, помнишь ту коммуну из фильма "Путевка в жизнь"? Кого там только не было: корабелы, танкисты, артиллеристы, химики...

Так вот, через пару дней меня вызвали к начальству и получил я первое задание -- составить список известных мне арестованных специалистов. Откровенно говоря, я был крайне озадачен. Всех арестованных до меня я знал, а после?

Не выйдет ли так, что по моему списку посадят еще Бог знает сколько народу? Поразмыслив, я решил переписать всех, кого я знаю, а знал-то я всех. Не может же быть, чтобы пересажали всю авиапромышленность? Такая позиция показалась мне разумной, и я написал список человек на 200. И что же ты думаешь, оказалось, что за редким исключением все они уже за решеткой. Да, знаешь, размах!"

Списки эти перманентно расширялись. Каждый вновь прибывший добавлял к ним своих друзей по работе. В конце концов, ГУЛАГ извлек из своих кладовых около 200 самолетчиков (похожие цифры были и по другим областям техники), и встал вопрос: куда их девать?

В условиях 38-39 годов никаких счетных машин не существовало, чертежи размножались копировкой, следовательно, на каждого инженера приходилось до 10 подсобных -- техников, деталировщиков, копировщиков и т. д.

Другими словами, нужно было помещение, в котором можно разместить 1500-2000 человек. Единственным конструкторским бюро подобного масштаба в Москве было бюро завода 156 на ул. Радио.

Лишенное своих арестованных руководителей, оно влачило жалкое существование. Чтобы создать хотя бы иллюзию опытного самолетостроения, бывший в то время наркомом Каганович No 3 (вскоре настал и его черед, и после неприятного разговора с Молотовым, который не оставлял сомнений в том, что Каганович No 1 принес его в жертву, он попросился в уборную и там застрелился) перевел туда группу второстепенных главных конструкторов -- Беляева, Шевченко, Гудкова, Горбунова и др.

Возможно, они и были способными людьми, но, к сожалению, ничего путного не создали. Оно и естественно, -- в тех условиях помимо способностей нужно было иметь дьявольскую пробивную силу, чтобы проникнуть в верха и завоевать там авторитет.

Государственная система предпочитала стабильные авторитеты, их было немного, а члены Политбюро и даже сам вождь были неспособны их всех запомнить.

Для того, чтобы они, как это искони свойственно русским удельным князьям и главным конструкторам, не перегрызлись между собой, Каганович No 3 назначил над ними директора, эдакого "унтера Пришибеева" -- Лейкина.

Грызню он, конечно, задушил, но хороших самолетов не получалось. Такая ситуация стала набрасывать тень на "лучшего друга", автора "Развития марксистского движения в Закавказье" и, более того, на самого кормчего и корифея всех наук.

И вот после ряда совещаний между Лубянкой и Уланским пер.22 и с благословения самого вождя было принято решение, достойное эпохи "все для человека, все во имя человека": буквально в два дня на многочисленных московских авиазаводах были изготовлены тысячи решеток, и все восьмиэтажное здание КОСОС превратилось в тюрьму.

Второстепенных "главных конструкторов" кого выгнали, кого потеснили, 200 врагов народа перевезли на ул. Радио, подчинили им 1000 вольнонаемных конструкторов, разыскали Кутепова, и ЦКБ-29 НКВД приступило к творческой деятельности.

Как известно, в то мудрое, великое и незабываемое время для творчества требовалось крепкое здание, надежная охрана, прочные решетки и приличные "харчи"!

Ко времени приезда новеньких все эти мелкие вопросы были решены и гомерическое предприятие последовательно социалистического типа работало на полный ход. Прошли три дня сублимирования и нас, новичков, по-одному вызвали к Кутепову, который занял кабинет А. Н. Туполева.

Впервые со дня приезда спускаемся мы по парадной мраморной лестнице с шестого этажа, где наши спальни, на третий, где кабинеты руководства. Ох уж эти парадные лестницы! Как вы были недальновидны, гражданин Кутепов, читали одни циркуляры НКВД и думали, что они и есть "Книга Бытия".

А прочти вы "Закон Паркинсона", и вам стало бы ясно, что скоро вышибут вас вон и придется вам коротать свои дни в роли коменданта или завхоза в Химках у Гришина, главного конструктора ракет ПВО, не особенно разборчивого в выборе своих помощников!

"Все течет, все изменяется" -- сказал философ. "Только парадные лестницы неизменны", -- забыл добавить он. Вы ушли, а по той же лестнице к маститому А. Н. Туполеву, окруженные третируемыми вами когда-то заключенными, поднимаются иностранные делегации, чтобы посмотреть творения его свободного ума.

Правда, их сопровождают молодые люди с оттопыренными задними карманами и холодными глазами, вежливые и даже подобострастные. Неужели же кто-нибудь из них через некоторое время займет ваше место? неужели?

Шеф беседовал с нами, давая понять разделявшую обе стороны бездну. Было приказано: "Переодеть во что-нибудь приличное, -- он даже поморщился от внешнего вида специалистов, -- постричь, побрить, определить на работу в такое-то КБ, выдать "факсимиле"", -- с ударением на "е" сказал он.

"Подробные инструкции получите у начальника КБ Балашова", -- было сказано одному из новичков. Мы еще не знали, что в подобных тюрьмах фамилий нет и их заменяет пресловутое факсимиле, попросту штампик с тремя цифрами, который вы прикладываете вместо подписи к чертежам, расчетам и т. д.

Сумма цифр факсимиле определяла, у кого вы работаете. А. Н. Туполев, например, был 011, его заместитель Н. И. Вазенков 065, начальники бригад имели номера 056, 076, 092 и т. д.

Наутро в кабинете шефа КБ-103, майора Балашова, нам выдали по готовальне, логарифмической линейке, талону в техбиблиотеку и факсимиле. Затем проводили на рабочие места и представили "вольнягам" в качестве ведущих конструкторов и руководителей.

Итак, через четыре дня после того, как в тюрьме любой невежественный и тупой "вертухай" мог третировать его, как заблагорассудится, он стал руководителем нескольких инженеров, техников и конструкторов!

Отныне его слово стало для них законом, он мог предложить им, "свободным гражданам", работать по праздникам и вечерами, отпустить или не отпустить в отпуск, решить, достойны ли они премии.

Поначалу это серьезно обеспокоило нас, не заболеем ли мы "головокружением от успехов", излишним самомнением, а главное, как будут относиться к нам вольные, свободные подчиненные?

Все оказалось гораздо проще. Приняли нас не как "врагов народа", а как обиженных жизнью людей. По утрам в ящике стола мы находили знаки их трогательного внимания -- цветок, конфеты, пачку папирос и даже газету.

Пообвыкнув, они даже откровенно сообщали: А с Н. будьте осторожны, он -- "стукач". Так уживались в этих людях бесправие, хамство, доносы с нежностью, всепрощающей любовью и готовностью к жертвам.

А ведь с ними вели "работу", рассказывали о наших кознях, как Туполев продал Мессершмиту чертежи МЕ-110, как Королев задумал побег за границу, как Бартини, личный агент Муссолини, пробрался в главные конструкторы, наконец, им просто угрожали, что за либеральное отношение к нам или, не дай Бог, за передачу на волю семьям каких-либо записок их быстро переквалифицируют из "вольняг" в зэков.

Как же не вспомнить добрым словом их, наших "вольных" друзей, как не поклониться им за их трогательные знаки внимания, наконец, как не гордиться своими соотечественниками, оставшимися, несмотря на растлевающую пропаганду, людьми.

Но вернемся на землю. Структура КБ-103 выглядела следующим образом: "руководитель" В. Балашов, майор госбезопасности, его зам. Крючков, тоже майор, оба достаточно серые личности. Маленький штрих рисует их техническую эрудицию.

К Устинову, "руководившему" КБ-102 В. М. Мясищева, обратились два зэка с предложением создать двухтактный бензиновый двигатель для бортового агрегата. "А какие употребляются сейчас?" -- поинтересовался тот. "Четырехтактные" -- ответили ему. "Переходить сразу на двухтактные рискованно, -- заметил Устинов, -- не лучше ли вам заняться трехтактными?" Иначе, как "трехтактный" его с тех пор не называли.

Главным конструктором был А. Н. Туполев, его заместителем -- Н. И. Базенков. Начальниками конструкторских бригад -- проф. А. М. Черемухин, аэродинамики -- А. Э. Стерлин, статиспытаний -- проф. Г. А. Озеров, аэроупругости -- Н. А. Соколов, теоретических расчетов -- академик А. И. Некрасов (в прошлом все работники ЦАГИ), фюзеляжа -- проф. И. Г. Неман (бывший главный конструктор самолетов ХАИ), центроплана -- проф. В. А. Чижевский (бывший главный конструктор самолетов БОК и гондол стратостатов), оперения и управления -- Д. С. Макаров (бывший главный конструктор завода No 1 НКАП), крыла -- С. П. Королев (бывший главный конструктор самолетов с прямоточными двигателями и будущий конструктор космических ракет).

Когда Королев через некоторое время от нас исчез, -- как выяснилось уже позднее, после окончания войны, его перевели в ракетную шарагу, -- его место занял Б. А. Саукке (бывший начальник конструкторского бюро по постройке самолетов М. Горький), гермокабин и кондиционирования -- проф. М. Н. Петров, гидрооборудования -- проф. А. Р. Бонин (бывший главный конструктор Остехбюро в Ленинграде), приборного оборудования -- проф. Г. С. Френкель, электро и радио -- Л. Л. Кербер, вооружения -- проф. А. В. Надашкевич, шасси -- Т. П. Сапрыкин, компоновки -- С. М. Егер, технологии -- С. А. Вигдорчик.

Бригадами моторного оборудования руководили вольнонаемные А. П. Балуев и Б. С. Иванов. Как это видно, руководящий состав КБ-103 был весьма квалифицированным. Примерно такого же уровня были руководители и других КБ.

Общий и, к сожалению, неполный список заключенных ЦКБ-29 НКВД (неполный потому, что составлен он по памяти и через много лет) я позволю себе разбить по иерархическому принципу.

1. Сергей Павлович Королев

2. Юрий Алексеевич Крутков

3. Александр Иванович Некрасов

4. Борис Сергеевич Стечкин

5. Юрий Борисович Румер

6. Андрей Николаевич Туполев

7. Владимир Леонтьевич Александров

8. Роберт Людвигович Бартини

9. Борис Сергеевич Вахмистров (вооружение)

10. Амик Аветович Енгибарьян (электрооборудование)

11. Александр Маркович Изаксон (вертолеты)

12. Михаил Минаевич Качкачян (приборы)

13. Дмитрий Сергеевич Марков

14. Владимир Михайлович Мясищев

15. Соломон Моисеевич Меерсон (вооружение)

16. Александр Васильевич Надашкевич (вооружение)

17. Иосиф Григорьевич Неман

18. Владимир Михайлович Петляков

19. Александр Иванович Путилов

20. Дмитрий Людвигович Томашевич

21. Лев С. Термен (радио)

22. Владимир Антонович Чижевский

23. Алексей Михайлович Черемухин (вертолеты)

24. Николай Ильич Базенков (завод No 22)

25. Борис Андреевич Саукке (завод No 126)

26. Невдачин (завод No...)

27. Николай Георгиевич Нуров (завод No 115)

28. Александр Романович Бонин

29. Вальтер

30. Юрий Васильевич Корнев

31. Георгий Александрович Озеров

32. Михаил Николаевич Петров

33. Николай Иванович Петров

34. Курт Владимирович Минкнер

35. Николай Андреевич Соколов

36. Александр Эмануилович Стерлин

37. Евгений Карлович Стоман

38. Абрам Самойлович Файнштейн

39. Георгий Семенович Френкель

40. Сергей Михайлович Лещенко (дир. завода No 22)

41. Юрий Васильевич Калганов (дир. завода No 29)

42. Иван Михайлович Косткин (дир. завода No 1)

43. В. И. Абрамов (дир. завода)

44. Василий Степанович Войтов (дир. завода No 62)

45. Михаил Усачев (дир. завода No 156)

46. Евграф Порфирьевич Шекунов (гл. инж. завода No 1)

47. Алле

48. Юрий Тимофеевич Шаталов

49. Александр Сергеевич Иванов (гл. инж. ГАЗ)

50. Семен Абрамович Вигдорчик (гл. технолог завода No 1)

51. Николай Иванович Полонский (гл. технолог)

52. Иван Михайлович Лопатин

53. Николай Оттен

54. Владимир Сергеевич Денисов

55. Иван Квитко

56. Константин Ефимович Полищук (нач. Академии ВЭТА)

57. Арон Юльевич Рогов (нач. отдела НИИ ВВС)

58. Константин Иванович Трунов (НИИ ВВС)

59. Леонид Львович Кербер (НИИ ВВС)

60. Евгений Иванович Погосский (завод No 156)

61. Тимофей Петрович Сапрыкин (завод No 156)

62. Константин Витальевич Рогов (завод No 156)

63. Борис Михайлович Кондорский (завод No 156)

64. Иосиф Маркович Склянский (завод No 22)

65. Исаак Самойлович Свет (завод No 135)

66. Наумов (ЦИАМ)

67. Николай Николаевич Бураков (ВИАМ)

68. Николай Федорович Бочаров (ВИАМ)

69. Сергей Михайлович Егер (завод No 240)

70. Виктор Иванович Майоранов (завод No 1)

71. Алексей Иванович Цветков (завод No 1)

72. Федор Максимович Шпак (завод No 22)
73. Владимир Сергеевич Дюппо (завод No 1)
74. Борис Ефраимович Радулянский (завод No 1)
75. Павел Васильевич Мирославский (завод No 1)
76. Василий Иванович Сиприков (завод No 1)

77. Виктор Пантелеймонович Сахаров
78. Игорь Борисович Бабин
79. Павел Васильевич Буткевич
80. Наум Матвеевич Немерницкий
81. Николай Николаевич Аматов
82. Евсей Хаимович Гиммельштейб
83. Александр Маркович Саж
84. Григорий Моисеевич Соловьев
85. Павел Петрович Богазевич
86. Петр Петрович Маркевич
87. Николай Николаевич Платов
88. Вадим Николаевич Успенский
89. Михаил Гурвич
90. Виктор Бардин
91. Александр Вартанов
92. Федор Фесун
93. Михаил Лапицкий
94. Мутовчинский
95. Смирнов
96. Ширский
97. Александр Петрович Алимов
98. Леонид Дьяконов
X. ПРОЧИЕ

99. Карл Сциллард (физик)

100. Ласло Кунович (электрик)

101. Казимир Петрович Боровский (плановик)

102. Иван Михайлович Звонов (профсоюзный лидер)

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Источник: из книги Л.Л Кербер. "Туполевская шарага"

Биография Андрея Туполева

Источник

Источник

тэги; #Великая_Отечественная_Война #Оружие_Победы #ЦКБ_29 #репрессии #авиация #А_Н_Туполев #Л_Л_Кербер #шарага