«Геном – это книга рецептов»: интервью с Артёмом Елмуратовым из компании «Генотек»

Артём Елмуратов – сооснователь медико-генетического центра «Генотек». Компания уже десять лет существует на российском рынке и успешно развивается. В интервью с Максиму Шпаковскому, основателю направления продуктовых дизайн-спринтов Focus агентства Aventica, Артём рассказал о специфике и продуктах компании и перспективах генетических исследований, а также поделился своим опытом создания бизнеса.

Расскажи чуть-чуть про себя и про свою роль в «Генотеке».

Я сооснователь, член совета директоров и директор по развитию в компании «Генотек». В мои компетенции входит несколько больших направлений. Во-первых, это фандрейзинг, привлечение финансов, взаимоотношения с инвесторами. Во-вторых, это специфическое B2B: оказание услуг научным институтам, фармацевтическим компаниям или компаниям в области пищевой индустрии, которым необходимы исследования. В-третьих, отчасти область PR и HR. Ну и конечно, участие в стратегии на уровне совета директоров. Также частично в мои компетенции входит запуск новых продуктов, которые кажутся интересными либо в которых неожиданно возникает потребность. Яркий пример – запуск ПЦР-теста для диагностики коронавирусной инфекции. Это была такая спецоперация, которую нужно было взять и сделать и в которую я тоже активно включился вместе с коллегами.

Насколько сейчас большой «Генотек» по цифрам, по людям, по продуктам?

Нас сейчас порядка шестидесяти пяти человек. По продуктам в B2C, в направлении генетических паспортов мы точно номер один в России. Помимо этого, у нас есть направление медицинской диагностики и оказания услуг B2B. По цифрам: недавно мы закрыли очередной инвестиционный раунд от «Яндекса» и нескольких других инвесторов, это четыре миллиона долларов cash in. Сейчас рынок в России не очень большой, но мы планируем его развивать, динамика хорошая.

Что ты делал до «Генотека»? Почему вообще занимаешься генетикой?

Я учился на мехмате МГУ. Меня интересовали несколько направлений в плане будущей работы, прежде всего все, что касается механики или инженерных вещей. Я стажировался в компании «Прогресстех», которая занимается разработками для «Боинг», и в строительной компании. Стажировки показали, что эта область мне не очень интересна. Я заинтересовался консалтинговыми корпорациями, прошел стажировку в Accenture – консалтинговой компании IT-направленности со своей спецификой. Эта область деятельности мне больше нравилась. Тогда же я начал читать бизнес-литературу.

В то время я понял, что пробовать делать бизнес нужно рано, потом будет тяжелее. У меня не было конкретной идеи. Я искал людей с идеей и технологическими наработками, чтобы вместе создавать интересный бизнес. В Научном парке МГУ я познакомился с биологом, у которого как раз были наработки в области генетики. Мы сформировали команду и начали двигаться вместе. Удивительно, но «Генотеку» уже десять лет.

Как изменилось твое отношение к теме генетики за эти десять лет?

Сначала для меня генетика была очень далекой вещью, мне всегда больше нравилась математика, может быть, программирование, смежные вещи, а биология не сильно интересовала. Но потом, когда я начал погружаться, стало увлекательнее. Мне особенно нравится, что в этой области все очень быстро меняется. Ты постоянно видишь динамику, маленькие быстрые победы. Это и удешевление технологии прочтения генома, и скорость набора данных, и скорость развития бизнеса в области генетики. Когда я начинал, генная терапия была концепцией и идеей, а сейчас это уже выпущенные на рынок продукты. Не так активно, потому что очень дорого, но все же в России уже используют генную терапию.

А что такое генная терапия? Это курс лекарств в зависимости от предрасположенности или особенностей генома?

То, о чем ты говоришь, - это отдельная область, фармакогенетика. Узнаем особенности генома человека и назначаем простые лекарства. Например, мне могут с осторожностью назначать аспирин, потому что у меня может быть такой вариант гена, из-за которого прием лекарства может привести к побочным эффектам.

Генная терапия – это группа технологий, оказывающих воздействие на геном человека или на то, как геном работает. Например, подавляется экспрессия гена или меняется последовательность генома. На рынке сейчас есть средство, которое воздействует на тяжелое наследственное заболевание – спинальную мышечную атрофию. Это заболевание инвалидизирующее и в принципе смертельное, то есть очень сильно сокращает жизнь. Раньше такой диагноз был приговором. Сейчас есть терапия, которая может это исправить.

Если проводить аналогии, то геном – это свод правил, который я сравнил бы с книгой рецептов. Каждый рецепт – это конкретный белок внутри организма. А белки соединяются и строят сложные каскады реакций. Если на кухне твоего организма готовится неправильный рецепт, есть два подхода к влиянию на геном. Первый вариант – ластиком стереть неправильный ингредиент и заменить на другой. Второй – повлиять на работу кухни. Не менять рецепты, но, например, положить закрывающий лист на конкретный рецепт плохого блюда, и повар больше этого рецепта не увидит.

Чтобы грамотно влиять на геном, нужно понимать совокупность процессов, происходящих в организме. Потихоньку мы пришли к тому, что генная терапия одобрена на уровне американского Минздрава, и в следствии уже и остальные страны начинают ее применять. Пока, к сожалению, только в отношении очень тяжелых заболеваний, где генная терапия является, скажем так, последней надеждой, единственным шансом: мы можем быть не до конца уверены, что терапия сработает, у нее могут быть ужасные побочные эффекты, но альтернатива – смерть человека.

Добавлю последний штрих в эту историю. В 2018 году был эксперимент по изменению генома, повергший многих в шок. В Китае один ученый применил генное редактирование на уровне эмбрионов: внедрил мутацию, которая защищает двух девочек от вируса иммунодефицита человека. Эксперимент всех поразил, поскольку это был переход от лечения к профилактике. И созданию, можно сказать, генно-модифицированных людей. Возникло много плохих ассоциаций. Сейчас, насколько я знаю, подобные эксперименты в мире поставлены на паузу, поскольку нет консенсуса, можно ли это делать, или, скорее, можно ли это делать в настоящий момент. Все понимают, что рано или поздно изменение генома будет разрешено, вопрос в том, как регулировать этот процесс и где проходит грань между лечением, профилактикой и улучшением человека.

Кто сейчас в мире определяет повестку с точки зрения легализации генетических экспериментов?

В Китае проводят наиболее смелые эксперименты. В Штатах – самая сильная наука и самое большое количество вовлеченных людей. Там больше всего мощных энтузиастов, ратующих за разрешение экспериментов, но там же и самое мощное сопротивление. Основная борьба, я думаю, на данный момент происходит в Штатах. За их решением, скорее всего, последует и весь мир. При этом там всё неоднозначно. Одни и те же люди кричат, что с генным редактированием не нужно спешить, и в то же время создают компании, занимающиеся генной терапией, выводят их на IPO и зарабатывают кучу денег.

Я не очень понимаю, как за этим можно следить. Область генетических исследований просто уходит частично в серую зону, финансируется не на государственные, а на частные деньги…

Даже если сейчас такого нет, то это точно легко представить. Генетическое редактирование – очень простая технология уже сейчас. В Штатах в интернете продаются наборы а-ля «сделай сам»: пробирки, пипетки, химические реактивы. Любой может провести домашний эксперимент по изменению генома. Конечно, для редактирования генома человека этого недостаточно, но с другой стороны, можно, не знаю, в Колумбии найти сто человек, которые легко проведут подобные эксперименты, и никто не заметит. Поэтому неизбежно будет давление со стороны разных государств, корпораций и институтов, и со временем, думаю, развитые страны станут намного более лояльны в вопросе генетических экспериментов.

Сейчас в «Генотеке» один из основных продуктов – генетический паспорт. Что дает человеку знание своего генома?

Верно, генетический паспорт – это наш флагманский продукт. В него входят основные данные, которые можно получить из информации о геноме. В первую очередь это в широком смысле происхождение: гаплогруппы, то есть пути миграции предков по материнской и отцовской линии. Также это условное определение композиции происхождения, этнического состава. Это относительно субъективная вещь. Если мы начнем изучать геномы огромного количества людей разных национальностей, проводить компонентный анализ и пытаться положить на некую двумерную плоскость, то окажется, что люди группируются по определенному количеству мутаций. Чем больше людей в базе, тем более точной становится информация.

В генетическом паспорте есть несколько блоков, относящихся к здоровью. Первый – блок рисков развития заболеваний, второй – фармакогенетика, определение того, как человек реагирует на те или иные лекарственные препараты. Близкий по сути, но немного другой по применению – блок, связанный с нутригенетикой и велнесом в целом: склонность к дефициту тех или иных витаминов и минеральных веществ, непереносимости. И отдельный важный блок – это планирование семьи: информация о том, какие болезни могут передаться детям и как это предотвратить.

Первый блок, оценка рисков, касается мультифакторных заболеваний, то есть тех, которые зависят от генетики и от факторов внешней среды. Если заболевание зависит только от генетики, то оно наследственное, и здесь предрасположенности не нужны. Если какое-то заболевание, например, инфекционное, совсем не зависит от генетики, то искать предрасположенность не имеет смысла. Хотя таких заболеваний почти нет, даже коронавирус зависит от генетики человека. Диабет первого, второго типа, сердечно-сосудистые, онкологические заболевания не наследственные, но и врач спрашивает, болел ли кто-то среди родителей, бабушек, дедушек, это первоначальная оценка, прикидка. Мы же выходим на уровень молекул и пытаемся оценить по набору генетических вариантов индивидуальный риск, совмещенный с возрастом и анкетными данными, для создания персонализированной профилактической медицины. В идеальном мире мы все плюс-минус понимаем, что делать со своим здоровьем, но все полезные привычки себе не приклеишь.

Расскажи, какие гипотезы роста за прошлый год выстрелили лучше всего.

Нам объективно понравилось несколько вещей, по поводу которых по цифрам было видно, что все правильно. Мы вступили в большой международный консорциум по изучению того, как генетика влияет на риск заразиться коронавирусом и на то, насколько тяжело человек переносит болезнь. Результаты, полученные в мире, мы также интегрировали в личный кабинет, что вызвало отклик наших клиентов. Такая интеграция способствует продажам: покупают себе и с заботой в подарок близким.

Еще одна гипотеза нам субъективно нравится, она хорошо зашла с точки зрения бизнеса, но пока рано делать финальные выводы. Мы начали интегрировать персональные предложения: это страховые продукты, а также партнерская программа с «Азбукой Вкуса» по предложению безлактозных продуктов для людей с непереносимостью лактозы. Планируем расширять проект персональных предложений по другим параметрам.

Буквально в конце прошлого года запустили одно продуктовое решение, которое тоже пока хорошо идет. Это возможность строить генеалогические деревья. Помимо пунктов «укажите маму, папу, бабушку, дедушку» появилась возможность добавлять братьев, сестер, супругов, то есть в теории – бесконечные деревья, которые можно соединять между собой и сравнивать с данными по геному. Этот продукт вовлекает в том числе ту аудиторию, которая пока не готова к генетическому тесту, а родословной заинтересовалась.

Как у вас устроено взаимодействие продуктовой и бизнес-команды?

Наша компания пока не очень большая по количеству людей, поэтому все происходит отчасти в режиме живого диалога. Обсуждения обычно идут на уровне руководителей направлений. В нашем случае есть специфика: отдельные люди занимаются расчетом, отдельные люди работают над дизайном и визуализацией, есть люди, которые делают бэкенд. Конечно, должно быть некое единое понимание. Обычно выкидывается некая бизнес-идея - либо креатив, либо запрос от клиента - которая затем обсуждается на уровне нескольких ключевых людей: насколько это приоритетно, насколько тяжело реализовать. Обсуждение у нас пока не так суперформализовано, как я наблюдал в некоторых больших фармацевтических компаниях, где идет очень жесткий отбор идеи и конкретных шагов.

Сократить путь от гипотезы до принятия решения о запуске продукта можно с помощью двухнедельного дизайн-спринта от команды Focus:

https://focus.ms

Скажи, пожалуйста, почему «Яндексу» вы стали интересны?

Хороший вопрос. В принципе общение мы начали вести довольно давно. В какой-то момент сошлись на том, что нам «Яндекс» интересен как инвестор, а мы им интересны как объект инвестиций. Надо признать, что, несмотря на взаимный интерес, они, как грамотные инвесторы, обошли всех игроков рынка и уже после этого решили идти с нами. Не могу комментировать видение «Яндекса», выскажу лишь свои соображения. Я думаю, «Яндекс» - такая компания, которая смотрит вперед и понимает, что генетика, биология, медицина – это следующий шаг, это суперважный тренд. Возможно, и COVID-19 ускорил это понимание. Также мне кажется, что многие сотрудники «Яндекса» увлекаются биоинформатикой и анализом биологических данных. К тому же в какой-то момент компаниям типа «Яндекса», возможно, будет интересно персонализировать свои предложения с учетом генетики.

Как это сотрудничество повлияло на ваш бренд с точки зрения безопасности, интимности персональных данных?

Для нас суперважным условием, принятым на уровне всех акционеров, вошедших в сделку, были жесткие ограничения по доступу к данным. Это прописано во всех корпоративных документах: ни один акционер, ни один инвестор не может получить доступ. Генетические данные очень интимные, специфические, и мы очень аккуратны в вопросе приватности наших клиентов. Хотя есть целое движение людей, которые выкладывают свои генетические и другие данные в открытый доступ, чтобы ученые или энтузиасты могли их изучать.

Важным шагом для нас был полный перенос всех наших вычислений в экосистему облака «Яндекса», потому что мы понимаем, что у них жесткий комплаенс с точки зрения российского законодательства.

У вас есть амбиции по выходу на мировой рынок?

Да, такие амбиции есть. Хотя по законодательству тяжело работать с генетическими данными не в своей стране. Выход на каждый рынок – отдельное приключение с точки зрения регуляторики. Но нам интересно. С одной стороны мы понимаем, что перспективы российского рынка реализованы не до конца, что у нас хорошая диспозиция, что нам нужно закончить свое дело, сделать тесты, доступные всем. Но это не отменяет того, что и другие рынки нам интересны.

Почему ты живешь и работаешь в России?

Хороший вопрос. Я проходил стажировки в Финляндии, Штатах, Сингапуре. В Финляндии даже давали грант на открытие компании. Так что это не потому, что у меня нет выбора. Мне кажется, что здесь можно сделать что-то хорошее. Более того, если я не приеду, условно говоря, в Штаты, там найдется множество человек. Каждый талантливый человек, который здесь не остается, это все-таки потеря. А с прагматичной точки зрения, конечно, в развитых структурах типа Кремниевой долины огромное количество денег, и куда ни плюнь – найдется инвестор, кофаундер или топовый инженер. Но и конкуренция, конечно, выше, там уровень у ребят тоже супервысокий. Уедешь туда и будешь толкаться. А у тебя есть возможность, шанс здесь поделать что-то классное.

Это интервью – часть серии интервью от команды Focus об инновациях и предпринимательстве.

Протестировать гипотезу роста или запуска нового продукта можно за 2 недели с помощью подхода Google Ventures. Команда Focus в 2020 году адаптировала методологию для команд, работающих в корпорациях и сделала 30 проектов для Сбера, Яндекс.Деньги, ГазпромНефть, WorldClass, Лаборатория Касперского, Tele2, ВЭБ.РФ. Читайте подробнее на сайте: https://focus.ms