Панический театр Фернандо Аррабеля

Сегодня, 11 августа исполняется 90 лет Фернандо Аррабелю, автору 100 пьес, 14 романов, сотен стихов, семи полнометражных фильмов и создателю панического театра.

Когда подрос, уехал учиться в Мадрид. Был самый разгар франкистской диктатуры; юный Фандо учится в это самое время в военном училище на офицера авиации. «Человечек крошечного росточка с сардонической и нежной улыбкой» (так описал его французский автор Ален Шифр в своей книге «Встречи с Аррабалем») — истый патриот. Учителя католической школы еще в детстве внушили ему, что Вольтер — исчадие ада. Он предан испанским идеалам — родине, армии, вере — и страстно, до мучительности ревниво любит молодую еще мать, по настояниям которой он и решил избрать военную карьеру. Запомним пока это обстоятельство…

И вот шестнадцатилетний Аррабаль сдает первый взрослый экзамен. На аэродроме — легкий военный самолет. Триумф юного летчика не за горами! Он взмоет ввысь, взлетит как птица. Не тут-то было. Молодого человека вдруг охватывает священный трепет. Панический ужас перед встречей с небом? Можно сказать и иначе: в последнюю минуту парень сдрейфил. Как бы там ни было, Аррабаль так и не полетел, и офицера из него не вышло. Пройдет еще немного времени. И вот он в Париже. Он — беглец: это результат внезапного, но бескомпромиссного личного бунта. Теперь это молодой интеллектуал в очках и с черной бородой. И только сардоническая улыбка, напоминавшая его друзьям «усмешку шекспировских шутов», так и застыла у него на лице.

Теперь он увлечен Кафкой, Достоевским, Рембо, Вольтером. Какие впечатления о детстве он вывез с родины? «Испанские дети жестоки, — признавался он. — Меня дразнили головастиком…» Часто вспоминает он и о привычках детей в Мелилье измываться над насекомыми, которых он любил. Первые театральные триумфы — начало 60-х. Тогда на сцене впервые появляются его типичные герои — причудливые, по-детски наивные, но при этом мучающие себя и других, пытающие, а подчас и съедающие друг друга, они заново открывают для себя мир христианских ценностей и привычной морали, зачастую вызывающей у них сардоническую ухмылку, но, бывает, и священный трепет.

Главная тема, прошедшая сквозь все творчество писателя, — подобно тому, как расколовшая мир трещина проходит через сердце поэта, — пока еще не звучит. Ее предстоит отразить фильмам Аррабаля. Локальная драма одной семьи превратится в его произведениях в трагедию человеческого удела, трагедию взаимоотношений человека с историей — его вечной мачехой.

Панический театр — театральный стиль, ныне прочно связанный с именем драматурга, режиссера и писателя Фернандо Аррабаля, — возник 7 февраля 1962 года, когда троица свободных художников, усевшись в парижском «Кафе де ля Пэ», в полной мере ощутила, что они есть одно целое.

Испанского эмигранта Аррабаля сопровождали два друга: художник и писатель Роланд Топор — потомок польских евреев, бежавших в Европу, — и южноамериканец, ныне известный всем киноманам, Алехандро Ходоровский. Встреча ознаменовалась обменом репликами. Позже они войдут в программный текст Аррабаля «Memento panique»:

«Человечность — опасная вещь для того, кто просто хочет выжить: есть риск, что он пожертвует ради нее собственной жизнью».

«Стоит индивидууму появиться на свет, как его уже начинают готовить к смерти!»

«Ради выживания человеку приходится скрывать свою ядовитость!»

«Я паникую, смеясь!»

«Единственный возможный индивидуальный бунт заключается в стремлении выжить. Прикинемся нормальными, состроив рожи обществу!»

«Мы превращаем театр в празднество со строго организованным церемониальным порядком. Трагедия и гиньоль, высокая поэзия и вульгарность, комедия и мелодрама, любовь и эротизм, хеппенинг и вереница разных стилей, дурновкусие и рафинированное эстетство, святость и святотатство, смертная казнь и восторженное приятие жизни, грязь и хрупкость бытия — все сгодится для этого праздника, для нашей панической церемонии».

К этим словам Аррабаля есть что добавить. Кроме сатировской драмы со всей ее античной непристойной грубостью, его произведения явно отсылают и к гротескному трагическому реализму Гойи, и к фантастическим кошмарам Иеронима Босха, к великим парадоксалистам Льюису Кэрроллу и Францу Кафке.

Отрывок из интервью на радио «Эхо Москвы»

А. Дыховичный: … мы начали говорить о мире, в котором мы живем. Я очень часто в последнее время стал сталкиваться с таким мнением, что раньше все-таки мы жили в мире, где был такой принцип мы думаем, значит, существуем. А сегодня мир несколько изменился. Я часто слышу мы покупаем, значит, существуем. Так стали воспринимать мир. Согласны вы с этим или нет?

Ф. Аррабаль: Я не могу сказать, что я очень с вами согласен, но мне нравится ваше мнение. Я думаю, что мы сейчас переживаем конец эпохи титанов. Титанов, которыми были Франко, Гитлер, Сталин. Сейчас происходит такой откат мысли Ницше. Одновременно происходит рождение того, что мы можем назвать современностью. Никогда не было такой интересной философии, как сейчас. Никогда не было такого потрясающего театра, как сейчас, такой любви к любви, как на сегодняшний день.

Конечно, это возрождение происходит с кровью, с потом и со слезами. Но несмотря на то, что кто-то продолжает кричать «Да здравствует смерть», я вижу и мне кажется, что то будущее, которое нас ждет, оно туманное, неопределенное, но потрясающее. […]

М. Пешкова: «Литературные пейзажи», именно так называется та серия лекций, которая проводится в институте Сервантеса, в которой участвуют видные писатели замечательной страны Испании. И наш гость сегодня читает эту лекцию, я хотела бы узнать, о чем будет лекция, на чем будут расставлены акценты?

Ф. Аррабаль: Я думаю, что в этой лекции я буду говорить, любая моя лекция это чистая импровизация. Это поэтическое действо. Я думаю, что я буду говорить о Наде, о трех Надях. О Наде, которая была супругой Ленина, о второй супруге Сталина, о той Наде, которая электризовала сюрреалистов, вдохновляла Андре Бретона. Эта чудесная книга о безумной любви, которую написал Бретон, это Надя. Надо понимать, что Надя это талмудическое имя, богатейшее в огромном переливе смыслов. «Надя» значит «надежда». А по-испански «надя» значит «ничто», т. е. это нигилизм, также там есть буква «хота», а если убрать эту «хоту» в испанском языке, из нее пропадает эта стихия танца и возникает образ танца Заратустры. Есть французский писатель Жан Жене, я как-то раз играл с ним в шахматы. Он сказал, я должен выиграть, я даже готов попросить у бога эту победу. А я сказал ему ты что, ты же не веришь в бога. Он сказал да, но тогда я попрошу эту победу у танцующего бога, у Заратустры.

Автор: Алексей Александрович Морозов

1) «…Мать моя на мою жизнь никакого влияния не имела, ибо, считая меня причиной смерти отца, не любила меня и, вскоре выйдя замуж второй раз, уже совершенно сдала меня на руки деда, который и начал моё воспитание с псалтири и часослова. Потом, семи лет, меня отдали в школу, где я учился пять месяцев. Учился плохо, школьные порядки ненавидел, товарищей тоже, ибо всегда я любил уединение»…

Этоти еще 65 материалов по теме Психотравмы и судьба человека…

2) Видео: алгоритм неудачника № 3

3) Проигрышные АНТИстратегии русской интеллигенции (на примере Н. А. Бердяева)

4) Идёт приём Ваших новых вопросов по более чем 400-м направлениям творческой деятельности – на онлайн-консультацию 21 августа 2022 года в 19:59 мск (воскресенье) . Это принципиально бесплатный формат.

Задать вопросы Вы свободно можете здесь: https://vikent. ru/w0/

#vikent_ru #аррабель #великиеличности #великиелюди #творческиелюди #творческиеличности #деньрождения #театр