Семантический кризис цивилизации

Основная предпосылка, которая сделала возможным возникновение нашей цивилизации, это появление общей семантики, то есть большого класса понятий, которые одинаково воспринимались большими группами людей и смогли выступать в качестве элементов преемственности. До нашей цивилизации были общины, построенные на общности языка. Наша цивилизация возникла тогда, когда появились математика и логика. Именно на их фундаменте строились современное право, мораль, политика, образование, наука, культура, общественные институты. С тех пор падали и поднимались империи, менялись монархи и языки, возникали и исчезали религии, но математика и логика обеспечивали преемственность цивилизации через наслоение любой новизны.

Тем не менее любая преемственность рано или поздно размывается новизной настолько, что сущее изменяется до неузнаваемости, то есть перестаёт быть собой и вырождается в иное. Вот уже несколько веков мы постепенно разрушаем ту семантику, которая обеспечивала преемственность нашей цивилизации.

Хотя импульс к смерти есть в каждом сущем с рождения, ягодки на кустах нашей цивилизации появились, пожалуй, с Лобачевского и Римана. Они первыми вонзили нож в спину нашей цивилизации, показав что пространство не обязательно должно быть Евклидовым. Наличие нескольких, несводимых друг к другу геометрий, которые превосходно описывали один и тот же мир, поставило под сомнение правоту каждой из них. Не имея способности воспринимать единство различного как плюрализм, цивилизация вздрогнула, капли крови заалели на её ранах. Но преемственность — великая вещь. Люди продолжали ходить с хоругвями, исповедовать верность, преданность и честь, полагать, что дважды два четыре. Они ещё не подозревали, что стоят не на тверди земной, а на болоте, которое вот-вот разъедется в разные стороны в бесконечном количестве измерений, ничего не оставив от исповедуемых понятий.

Второй подлый удар ножом в спину нашей цивилизации был нанесён Уильямом Гамильтоном, когда он ввёл понятие гиперкомплексных чисел. Если алгебра на простых комплексных числах ещё как-то напоминала обычную алгебру на вещественных числах, то алгебра на гиперкомплексных числах уже имела сильные отличия. За алгеброй кватернионов (чисел вида a+bi+cj+dk) последовали алгебры октонионов, седенионов, все со своими уникальными отличиями. Выяснилось, что наш мир также описывается и множеством несводимых друг к другу алгебр, что также ставило под сомнение справедливость каждой из них применительно к миру в целом. Цивилизация стонала, но держалась. Люди поднимали выше хоругви, всё больше уповали на верность, преданность и честь, всё сильнее упирались в том, что дважды два четыре.

С конца ХIX века цивилизацию уже допинывали на земле. Откуда ни возьмись появились Ницше с его идеей смерти бога, Витгенштейн с его идеей ограниченности языка, Эйнштейн с его идеей относительности всего, Гёдель с его идеей ограниченности любой формальной системы, Шрёдингер, который вообще договорился до того, что действительности нет вовсе, а есть лишь плотность её вероятности.

Постструктуралисты уже обгладывали полуразложившийся труп, периодически констатируя фазы разложения. Когда разошлись полуголодные постструктуралисты, цивилизация продолжила разлагаться самостоятельно.

В XXI веке индивидуализм полностью победил любой коллективизм, то есть произошла максимально возможная для общества дискретизация (дальше только разложение индивидумов на органы), а единственный оставшийся после смерти веры, верности, чести и преданности, элемент преемственности, деньги, уничтожается сейчас усиленным наслоением новизны и дискретизации, то есть печатанием больших количеств новых денег.Какие-то объедки преемственности, типа вымирающего института семьи или веры в возможность поднять бабла, ещё остались там и сям и держат кое-какие сухожилия цивилизации на костях, но и они быстро отваливаются.

Если математика умирала долго и мучительно, то логика умерла в одночасье. Когда современному человеку говорят, что он противоречит сам себе, он отвечает: «И чё? Хочу и противоречу!»

Те семантические единицы, которые раньше служили скрепами нашей цивилизации, выродились, а вместо них ничего не пришло. Цивилизация разваливается на регионы, в каждом из которых будет навязываться своя семантика. К сожалению, это всё старые семантики, типа производства или религии. Они способны ещё скреплять какие-то элементы распадающейся цивилизации, но не всю цивилизацию целиком. За разложением на регионы последует разложение на ещё более мелкие образования. Мы погружаемся в безвременье, которое не закончится, пока не возникнет новая семантика, способная сформировать новую общность, то есть новую цивилизацию.

Обычно цивилизации формировались для уничтожения других цивилизаций, то есть на принципе «победи или умри». Единственное, что у них не получалось — это «или». Они обычно или умирали сразу, или сначала побеждали, а потом всё равно умирали. Греческая цивилизация была исключением, построенном на разуме и постижении мира. Именно поэтому она так долго продержалась.

Именно появление общей семантики привело когда-то к тому, что люди перестали жрать друг друга и стали сотрудничать. Нынешний кризис не экономический, не финансовый и не политический. Он семантический. Мы потеряли общую семантику.

Именно смерть общей семантики является причиной развала мира на регионы. Только это не просто развал на регионы, это развал на всех уровнях, до индивидуума, который тоже разваливается на Я-сегодня, Я-завтра, Я-мальчик, Я-девочка, Я-хороший, Я-плохой, с совершенно различными, несводимыми друг к другу логическими системами. Наша цивилизация никогда ещё не жила в отсутствие единой семантики. Мы погружаемся не в средневековье, когда общей семантикой была религия, и не в доисторические времена, когда общей семантикой были интересы рода, а единственной семантикой был крик или пинок самого сильного самца. Мы погружаемся в такие времена, когда минимальный размер осколка измеряется планковскими величинами, а человек не имеет общего языка с самим собой.

Дополнительная проблема заключается в том, что когда человеку нужно выживать, ему не до изобретения универсальной семантики. Для этого нужны сначала долгие голодные годы, когда у человека развивается дополнительный нейронный субстрат для преодоления трудностей, а затем долгие жирные годы, когда этот нейронный субстрат становится избыточным и используется на всякие глупости, типа математики, философии, искусства. Мы пока находимся на такой стадии распада, когда мозг у большинства отрофировался за ненадобностью. Ещё лет сто будут постепенно угасающие жирные годы. Мы будем проживать плоды нашей цивилизации, пытаться вяло рассуждать, что “вот раньше”, “а теперь”, “а вот если бы”. Стройной семантической системы высшего порядка на этом не построишь. Затем начнутся голодные годы, которые могут продолжаться тысячелетиями. За это время мы потеряем большинство достижений этой цивилизации. Лишь только потом, когда возникнет новая семантика, способная стать интерсубъективной и универсальной, начнёт своё развитие новая цивилизация.

В этом смысле, что бы ни говорили нынешние предсказатели, они являются продуктом нынешней семантики, которая себя уже изжила. Мы можем предсказать движение молекул газа лишь в том случае, когда есть общие законы, которые влияют на них на всех, например, температура и давление. Если каждая молекула имеет свою систему законов, привязанную к точке отсчёта, связанной только с этой молекулой, такой газ предсказать невозможно. Напоминает нынешнее атомизированное общество? Отдельные члены общества получили достаточное количество степеней свободы, необходимое чтобы на общей массе не работали больше ни причиные, ни статистические законы. Именно поэтому элиты стараются искусственным образом создать эти законы, такие как ношение масок, ограничения на передвижения, дополнительные паспорта и т.п. Но это как повышать давление и температуру газа. Рано или поздно произойдёт взрыв. Возникает отложенная энтропия. Элиты повышают предсказуемость непредсказуемого искусственными методами. Это повышает предсказуемость в настоящем, но сильно снижает её в будущем. Мы уже высосали из будущего ресурсы и прибыли. Теперь мы высасываем из него предсказуемость и контролируемость.

Rodney Morris & Denis Bulavin