В постсоветской российской историографии основной целью покорения Туркестана называется стремление создать плацдарм для борьбы с Великобританией в Центральноазиатском регионе, который после Крымской войны 1853–1856 гг. превратился в фактор огромной политической и стратегической важности. Впервые эта позиция была озвучена в трудах известного специалиста по внешней политике Российской империи Н.С. Киняпиной еще в 1980-х гг. В написанной в соавторстве с М.М. Блиевым и В.В. Дегоевым монографии «Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII – 80-е годы XIX в.» историк отмечала: «Выясняя причины, побудившие правительство России к 1863–1864 гг. изменить тактику и перейти к активным действиям в Средней Азии, необходимо выделить две: политическую и экономическую. Не противопоставляя их, а соединяя, следует сказать, что политические мотивы (борьба с Англией за господство над государствами Среднего Востока и Средней Азии) в 60–80-е гг. XIX в. для России были определяющими».
Схожей позиции придерживаются и авторы обобщающего труда «Центральная Азия в составе Российской империи», вышедшего в 2008 г. По их мнению, присоединение Средней Азии было нацелено на расширение влияния России в регионе и на восстановление ее престижа страны в Европе и возвращению ей статуса великой державы. Активная политика в Центральной Азии могла держать Британию в постоянном напряжении, делая тем самым лондонский кабинет более уступчивым и сговорчивым при решении «восточного вопроса», что позволяло России вернуть утраченные позиции на Балканах.
Современный историк Е.Ю. Сергеев в качестве целей русской политики в Средней Азии, помимо противостояния Великобритании, называет геостратегические устремления России к естественным границам, которые, по мнению автора, лежали на берегах Персидского залива и Индийского океана. Другим мотивом движения России на юг автор считает цивилизаторскую миссию, заключавшуюся в ликвидации местных деспотий с их антигуманными законами, всеобщим бесправием, нищетой и болезнями.