Авангард в искусстве: от строя к стройке будущего

Когда военные термины попадают в художественный обиход, стоит насторожиться: нас ждет нечто бескомпромиссное.

Так и вышло: авангард, в прошлом обозначавший передовой отряд, решительно сменил ландшафт на эстетический. На рубеже XIX и XX веков он стал символом не просто нового искусства, а новой художественной реальности, где традиции уступили место утопии, протесту и радикальному обновлению.

Русский авангард, родившийся в недрах революции, мечтал не просто о новом языке искусства — он грезил новым миром. Западный — более многоголосый — разыгрывал собственную симфонию бунта: от антиискусства дадаизма до тревожных снов сюрреалистов. Разные интонации, одна цель: пробить брешь в устоявшемся порядке вещей.

Французское avant-garde — это, если дословно, «стража впереди». В прежние века это были не слишком завидные бойцы: первыми вступать в сражение, в общем, не сахар. Однако в XVIII веке термин неожиданно изменил боевую прописку. Во время Французской революции «авангардом» стали называть не военный отряд, а тех, кто идет впереди в политическом смысле — с лозунгами, а не саблями.

Решающий переход в художественное поле произошёл в 1825 году благодаря французскому социалисту и утописту Анри де Сен-Симону. В своей программной статье он возвел художника в звание вестника будущего: «Это мы, художники, будем служить вам авангардом», — провозгласил он, намекая, что кисть может быть не менее влиятельным оружием, чем агитационные листовки. С этих слов и начался парад художников-авангардистов.

Авангард — это не один стиль, а целый альянс художественных течений, решивших перестать следовать традициям. Но что объединяет этих эстетических смутьянов?

1. Экспериментальность. Авангард не боится ошибаться. Он играет с формой, цветом, звуком, пространством. Картина может быть черным квадратом, поэма — набором обрывков слов, здание — несимметричным кубом на ножках.

2. Разрыв с традицией. Никаких античных колонн, воздушных нимф и гармоний. Прежняя красота — под подозрением, новые смыслы ищутся в несовершенстве, крике, хаосе.

3. Идеология. Искусство становится средством изменения мира. Речь не о морали, а об активной позиции: художник хочет влиять — и действует.

4. Междисциплинарность. Театр заимствует у живописи, живопись — у поэзии, поэзия — у музыки, музыка — у архитектуры. Все перемешано — и от этого рождается новое целое.

5. Провокация. Авангард стремится не столько понравиться, сколько потрясти. Пусть зритель разозлится, но не останется равнодушным.

Авангардист — это художник, который не просто рисует странное, а сознательно идет на разрыв с привычным. Он хочет опережать свое время — хотя сам не всегда знает, в каком направлении. И в этом — парадокс. Быть авангардистом значит не следовать правилам. Даже своим собственным.

С начала XX века термин стал синонимом художественного радикализма. Настоящий авангард бросает вызов не только академии, но и здравому смыслу. Он подрывает эстетические нормы, способы производства и само понятие «искусства». И делает это с полной серьезностью — почти революционной.

Авангард — это калейдоскоп течений, где каждая грань отражает собственную утопию. Самым радикальным, пожалуй, был дадаизм. Родившись в 1916 году в Цюрихе — городе, где даже бунт был высокоорганизованным — дадаисты отказались от всего: смысла, формы, логики. Это было искусство на грани саботажа. Или уже за гранью.

Главный пример — Марсель Дюшан и его «Фонтан»: обычный писсуар, выставленный как скульптура. Западная цивилизация почувствовала легкое недомогание.

Другие течения выглядели сдержаннее, но были не менее революционны:

• Кубизм ломал пространство и время, собирая их в хрустальную мозаику.

• Футуризм боготворил скорость, машину и урбанистический шум.

• Экспрессионизм стремился запечатлеть эмоции, а не предметы.

• Сюрреализм искал истину во сне и подсознании.

Все они по-разному хотели освободиться от прошлого — и создать новый визуальный язык, в котором ощущался нерв времени.

Термин «русский авангард» впервые с легкой иронией употребил Александр Бенуа в 1910 году, деля художников выставки на «авангард», «центр» и «арьергард». Он не знал, что невзначай задал историческое имя для целой эпохи. Среди тех, кого он определил как слишком радикальных, были участники «Бубнового валета» — ироничные, живописные, но и опасные для культурных основ (по мнению критика).

После 1917 года в России авангард стал утопией с реальным адресом: художники поверили, что могут построить новый мир. Эль Лисицкий проектирует город будущего. Родченко сражается фотомонтажом. Искусство уходит в цеха, школы и на демонстрации.

Если бы нужно было выбрать один объект, который олицетворяет мечты русского авангарда, им, без сомнения, стала бы Башня III Интернационала, она же — Башня Татлина. Этот проект был архитектурным манифестом новой эры. Высотой 400 метров, с вращающимися объемами и встроенными редакциями газет, киностудией и проекционным экраном, сооружение должно было символизировать победу человека над хаосом — и над Эйфелевой башней заодно.

Созданная в 1920 году в виде демонстрационной модели, башня так и не была построена. Но как образ она до сих пор возвышается в воображении архитекторов, утопистов и просто мечтателей.

Русский и западный авангард говорили на одном языке — эксперимента и свободы, — но с разным акцентом. Но европейское течение жило в условиях относительной стабильности: оно бунтовал против буржуазных норм, но в рамках допустимого.

В России же это направление оказалось в гуще революции. Оно перестало быть просто искусством и стало частью государственной утопии. Так художник перестал быть наблюдателем и стал соучастником исторического процесса.

Европейский стиль исследовал форму. Российский — преобразовывал реальность. Один рассматривал, другой — строил. Один был дерзким, другой — дерзновенным.

Авангард научил искусство быть дерзким, критичным и многоголосым. Он оставил нам в наследство не столько стиль, сколько способ мышления: сомневаться, пересобирать, спорить.

Что читать?

• «Русский эксперимент в искусстве» Камиллы Грей
• «Искусство аутсайдеров и авангард» Анны Суворовой
• «Русский авангард. И не только» Андрея Сарабьянова

Титры

Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»

Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.

Еще почитать:

Был ли Леонардо да Винчи вегетарианцем?

Константин Юон: художник эпохи перемен

«Мать модернизма» Эйлин Грей: от дизайна интерьеров до архитектуры

Как Элизабет Виже-Лебрен эпатировала французское общество своей улыбкой

Главные мысли книги «Искусство видеть» и сериала «Способы видения» Джона Бергера