«Был готов дать $50 млн, а взяли только $17 млн»: Сергей Солонин об инвестициях в Telegram, финтехе, регуляторах и семье

Это семейные обстоятельства. В семье в какой-то момент всё сильно испортилось, и кругосветка появилась как моё предложение попробовать починить. Мы с Надеждой женаты больше 20 лет, у нас пятеро детей, но только когда у нас испортилось всё настолько, что мы начали договариваться о том, как будем жить раздельно, я понял, что нужно что-то делать, иначе можно всё потерять.

Я успел всем только рассказать, что уезжаю, поставил перед фактом. Принял решение очень быстро. Не со всеми успел встретиться. Но меня многие поддержали, сказали: «Решайте свою проблему, мы прикроем».

Чтобы соединиться заново с семьёй, нужно потратить много времени, и я предложил уехать на девять месяцев — символический срок. Подумал: либо родится что-то из этого, либо нет. Мягко говоря, помогло. Всё очень классно.

Сергей Солонин, в интервью Елизавете Осетинской

У бизнесменов очень странно устроена жизнь: семья всегда страдает, и так получается, что вся такая вот классная энергия, творчество, какие-то идеи — всё в работу уходит. А семья живёт по остаточному принципу.

Хотя если спросить, внутри все как минимум в равных долях оценивают важность семьи. Для многих на самом деле семья важнее, но мы становимся заложникам этой работы. Поначалу работаешь, чтобы денег заработать, вроде как для семьи, а потом зависишь от этого.

Уезжать было очень страшно: столько процессов на меня замкнуто, мне казалось, что всё развалится, хотя я уже пару лет работаю только со стратегией компании и не занимаюсь операционной деятельностью.

Чтобы решиться, я делал упражнение: закрывал глаза и представлял, что компания исчезла, больше её нет, что-то случилось, и я её потерял. Я представлял себе эту ситуацию и задавал вопрос: «А как я себя чувствую?». Так я понял, что катастрофы не будет, я точно останусь жив, если всё рухнет, и меня отпустило.

Пару раз, конечно, пришлось подключиться к решению сложных ситуаций, один раз я потребовал посадить самолёт в Намибии, чтобы выйти на связь с коллегами и поговорить с ними по телефону. Но на самом деле все наши проблемы и сложности — в голове. Ты сам себе придумаешь и объяснишь самую страшную страшилку и кинешься её решать.

Мне инвесторы звонили и спрашивали, есть ли у меня проблемы в России, они были сильно напуганы. Что бы я им ни говорил, считали, что есть что-то, из-за чего я уехал. Акции провалились на 20%, но как только я вернулся, цена подскочила. Теперь компания стоит дороже, чем стоила, когда я собрался уезжать ($1,2 млрд против $1 млрд).

У меня была версия, что я даже чуть-чуть мешал, когда был в руководстве, может быть, где-то был не нужен. Ребята большие молодцы, они привыкли решать всё без меня, а теперь и стратегию обсуждают сами. А может, был и такой эффект: «Солонина нет, надо сосредоточиться».

Нет правильных моделей управления. Это как с семьёй. Есть успешные модели, когда top-down-руководство (основные решения в компании принимает ограниченное число топ-менеджеров — vc.ru) контролирует, все ходят строем. Есть модели, когда, наоборот, гиперсвобода. Есть наша модель, у нас самоорганизация.

Я сейчас занимаюсь в Qiwi тем же, чем и занимался, — стратегиями, контактами. Работаю как хаб, принимаю большое количество внешних контактов.

Моя роль — представительство в совете директоров, часть касаемо стратегии подачи M&A (сделки по слиянию и поглощению), потенциальные рассмотрения, общение с инвесторами и внешние контакты, любые, на уровне государства или владельцев каких-то компаний.

У нас привычно напрямую позвонить владельцу бизнеса. Понятно, что в стратегии я участвую: куда идти, какой вектор развития, какая будет структура. Хотя сейчас и структуру уже сами обсуждают.

Общаться (с госструктурами) непросто, и понимание достигается не всегда. Есть группы, в которых я участвую, например в цифровой экономике, и мне не очень просто.

Тяжело, когда не понимаешь смысла какой-то деятельности, но есть много территорий, где был потерян смысл. Люди делают работу какую-то, а для кого и зачем это нужно… Для меня это важно, первый вопрос для меня — «зачем» , а не «что» и «как». И вот это «зачем» я там не чувствую.Ты на самом деле хочешь быть полезен, но это возможно, только когда понимаешь, в чём цель. И только тогда можно обсуждать, как что-то сделать.

От определённого размера компании или её важности, наверное, к тебе всё равно «приходят» (госструктуры). Не то что приходят, просто необходимо взаимодействие. Оно необходимо и государству, потому что это (наши проекты) финансовые потоки, где нужна прозрачность. Там стоят серьёзные вопросы, например терроризм и другие государственно важные вопросы.

Есть чувствительные темы, из-за которых при определённом масштабе ты не можешь не взаимодействовать, тебе это нужно. Наша система большая, вовлечено много миллионов людей, а государство хочет понимать, что там происходит, — это нормально.

Попыток недружественного поглощения нет, в том числе потому, что у меня сильный «голос» и внутри есть «Открытие», у него довольно много акций. Я не вижу, чтобы нам мешали или не давали что-то делать. То, что нужно как-то стыковать наши и государственные дела, это нормально.

О продаже: когда мы были непубличными — приходили и разговоры были, но сейчас мы публичные. Хочешь — покупай, если веришь в компанию. Но контрольный пакет купить сейчас невозможно, его я пока не собираюсь продавать.

У нас с ними (сооснователями «Рокетбанка» — vc.ru) совместный бизнес — это не то, что они совсем куда-то ушли. Я с ними встречаюсь чаще, чем с сотрудниками Qiwi. Есть коворкинговое пространство «Коллайдер», которое мы вместе сделали, есть «Кухня на районе». В «Рокетбанке» есть Настя Ускова, генеральный директор, там нет самоорганизации, но и не надо на этом этапе. Там классно управляется компания. Основатели тоже были больше на стратегической роли.

С «Рокетбанком» всё будет ещё интереснее, будут новые продукты, смогу рассказать в августе. «Рокетбанк» больше будет не про банк, а про банковские сервисы.

В итоге «Точка» — про малый бизнес, «Рокетбанк» — про работу с физлицами и всем, что связано с картой. «Совесть» — это кредиты, там аудитория совсем разная. Мешать в одну кучу пока не собираемся. Моё мнение, что делать что-то очень хорошо можно, только сосредоточившись на одной теме. Когда у тебя сто продуктов — тяжело. Очень хорошо можно сделать довольно узкие тематики.

Я не знаю внутреннюю ситуацию с Revolut, но знаю, что до сих пор идёт какая-то разработка на их стороне, какая-то на нашей. Проект точно не развалился.

Проблема возникла, когда оказалось, что нужно не просто подключиться — мы сделали банковские API, чтобы Revolut мог сразу делать то, что ему нужно, — но оказалось, что есть интерфейсные темы, которые у них нужно поменять. Грубо говоря, под Россию продукт должен быть другой, отдельный — это оказалась целая большая история.

У меня есть ощущение, что предпринимательством хочет заниматься меньше людей. Надежда на молодое поколение, может быть, они начнут. Я смотрю на них — они другие, им интересно что-то делать.

Я вкладываю в команды. Во-первых, мне была интересна тема сама по себе, кажется, что у них может получиться. Они могут сделать такое вот... Я принимаю решения на основе команды и какой-то стратегии и видения.

Мне кажется, что у Telegram множество клиентов, если они смогут как-то очень бесшовно внедрить в приложение блокчейн, систему расчётов, токены, «грамы», то это может быть существенно удобнее, чем существует сейчас, когда надо загружать дополнительные приложения. Мне кажется, что не очень неудобные приложения можно сделать лучше.

Вообще, я верю в тему соединения мессенджера с финансами. Это очень правильное направление. Только мессенджер должен быть массовый, а не маленький и локальный. У них шанс есть. Facebook тоже туда побежала.

Мы общались с Павлом, они взяли меньше, чем я предлагал. Был готов дать $50 млн, а взяли только $17 млн, потому что была очередь из желающих. Они собрали заявки, а потом срезали все заявки примерно пропорционально. Русских срезали больше, чем иностранцев. У нас с Павлом дружеских отношений не было, мы несколько раз встречались по этой теме, он рассказывал чуть-чуть, что они хотят сделать.

Сколько стоит Telegram — никто не знает, сколько угодно. Представь, там 300 млн клиентов, и они заявляли, что это потенциальные клиенты для внутренних расчётов. Такие системы имеют в основном регуляторные риски, потому что когда ты делаешь свободную конструкцию для расчётов, тут же туда будет литься куча всякого дерьма.

До того как туда придёт нормальный бизнес и начнут что-то нормальное делать, будет много всего, и от того, как они смогут с этим бороться и взаимодействовать с регуляторам, сильно зависит то, есть ли у них будущее.

Регуляторам не очень хорошо от мысли, что возникнет какая-то огромная система. Но она уже есть, есть же биткоины. Я не думаю, что Telegram будет в России в обращении. Он будет где-то в стороне, но и доллары в России тоже не печатают, но как-то люди ими владеют, расплачиваются.

Если она (криптовалюта Telegram — vc.ru) будет суперуспешная, разработчики так или иначе будут её регулировать. Им придётся как-то договариваться с регуляторами. Если она будет маленькой, никто на это не будет обращать внимание.

Я на банки смотрю как на некоторый атавизм. Потому что банк нужен только для того, чтобы с регулятором общаться и для лицензии. Вообще, людям не нужны банки, людям нужны сервисы, чтобы можно было что-то быстро оплатить. Это умирающий сценарий: идти в банк, открыть счёт.

Всё будет в онлайне, в месте покупки товара, операции, которая нужна людям. И чем ближе ты подошёл к тому месту, где человек общается, находит эти места, тем лучше, тем больше шансов, что ты можешь сохранить свои финансовые сервисы.

Мессенджер — самое близкое к людям место, его чаще всего открывают, оперируют, и вероятность, что туда сдвинутся финансовые расчёты, высокая.

Я считаю, что это будущее, просто государства будут сопротивляться, это нормально. Там неизвестная тематика, непонятно, как это будет работать и какие риски создаёт. Понятно, что любая новая технология создаёт риск, а это прорывная история, она будет создавать много рисков. Вот как с ними быть, как по-новому пересмотреть мониторинг?

Я интересуюсь криптовалютами, но это часть исследований внутри ассоциации («ФинТех», которую возглавляет Сергей Солонин, — vc.ru), ну и мы тоже блокчейн делаем. Под капотом криптовалюты ещё лежит интересная и очень надёжная распределённая технология по взаимодействию большого количества сторон, которую мы («ФинТех») тоже хотим использовать.

Есть проекты по закладным гарантиям, которые уже на блокчейне. Даже если будем считать, что биткоин — не полезный и пока очень сложный, внутри есть технологии, которые всё равно можно использовать.

Криптовалюты больше конкурируют не с безналичными расчётами, а с наличными — это кэш, который хранится у тебя на телефоне, условно, а не где-то в банке. Это ближе к наличным, и здесь есть территория потенциала.

Банк может разориться, с ним может что-то произойти, а с наличными не может. Они лежат у тебя где-то в сейфе. И криптовалюты могут составить конкуренцию наличным, но у нас это точно не будет быстрым. Всё-таки подход ЦБ в этой части — посмотреть, как, что и где происходит, а это годы, три-пять лет. Все смотрят в том числе на Японию, которая их легализовала.

Движение денег как-то уйдёт на второй план. Ты будешь совершать операции с товарами, а где-то под капотом будешь получать кредит, производить расчёты, обязательства. Деньги будут не видны. Они уже становятся не видны, потому что мы перешли от наличных к картам, а будут вообще не видны, не будет ни карт, ничего. Будет лицо, скорее всего. Зашёл в магазин, взял продукты, ушёл, а тебя посчитали, кредит выдали, и всё.

Финтех — классная тема, единственное, инвестиции лучше делать изначально в каком-то партнёрстве, с банком, например. Территория настолько чувствительна к внешним факторам, что проще сотрудничать, когда ты заранее договорился с банком и с ним делаешь кейс или что-то запускаешь.

Сейчас большой акцент на soft skills — нужно учить детей общаться, работать в группе, учить их коллаборативным техникам, умению понимать себя и развивать эмоциональный интеллект.