7.6 Тревога (2 часть)
Исследования детских страхов показали следующее.
Во-первых, детские страхи имеют «иррациональную» природу. Наблюдается почти полное расхождение между объектами детских страхов и "самими плохими событиями" в их реальной жизни, о которых детей опрашивали позже. К "самым плохим событиям" относятся болезни, травмы, неприятности и другие происшествия, которые действительно происходят в жизни ребенка. Но страхи преимущественно касаются каких-то неопределенных несчастий, которые могут случиться. Значительная часть страхов, описанных детьми, не имеет почти никакого отношения к тем неприятностям, которые дети переживают в реальности.
Этот вывод может показаться загадочными. Следовало бы ожидать, что ребенок будет бояться того, что действительно причиняет ему неприятности. Обращая внимание на тот факт, что количество "воображаемых страхов" увеличивается с ростом ребенка, исследователи попробовали объяснить это развитием "способности воображения". Действительно, развитие соответствующей способности объясняет, почему дети используют воображаемый материал. Но это совершенно не объясняет того, почему воображаемые вещи так часто становятся именно предметом страхов.
Второй вывод касается непредсказуемости страхов. Полученные учеными данные показали, что предсказать, испугается ребенок или нет, крайне трудно: "Ребенок может не испытывать страха в определенной ситуации, а затем тот же ребенок в такой же ситуации начинает бояться, при этом без какой-либо видимой причины, повлиявшей на подобное изменение... Один шум пугает ребенка, другой – нет; в одном незнакомом месте ребенок спокоен, в другом незнакомом месте – испытывает страх.
Стоит обратить внимание на тот факт, что "страх перед незнакомым человеком" наиболее непредсказуем: в одних ситуациях он возникает, а в других отсутствует. Таким образом, непредсказуемость детских страхов говорит о том, что за ними стоят какие-то сложные процессы, не укладывающиеся в привычные представления о формировании условных рефлексов.
Две упомянутые особенности детских страхов – их иррациональный и непредсказуемый характер – можно объяснить, если допустить, что многие из так называемых "страхов" представляют собой скорее проявление скрытой базальной тревоги в материализованной форме. Другими словами, детские страхи могут скрывать за собой опасения перед активизацией устойчивых внутренних конфликтов, а также субличности «я – плохой» во взаимодействии с принципиально непредсказуемой, опасной и несправедливой окружающей средой, окружающим миром.
Скажем еще проще: дети боятся не чего-то конкретно страшного, а окружающего мира как такового.
Это может происходить следующим образом. Ребенок испытывает тревогу в своих взаимоотношениях с родителями (что это такое, см. раздел «Страх»). Он не способен справиться с ней непосредственно, например, сказав себе: "Я боюсь, что мама меня не любит", – поскольку это усилило бы его тревогу. Иногда родители помогают ребенку скрывать тревогу, утешая и ободряя его, что не затрагивает стержня тревоги. Тогда тревога переносится на "воображаемый" объект. Термин "воображаемый" взят в кавычки по той причине, что при глубоком анализе иррациональных страхов можно обнаружить замещение таинственным объектом какого-то абсолютно реального человека из окружения ребенка. Конечно, подобный процесс перемещения тревоги происходит и у взрослых, но взрослые люди успешнее рационализируют свою тревогу, так что ее предмет кажется более "логичным" и "разумным".
Можно также понять, почему ребенок боится не тех животных, которые его окружают, а, скажем, гориллу или льва. Страх по поводу зверей часто представляет собой проекцию тревоги, переживаемой ребенком во взаимоотношениях с ближними (например, с родителями). Боязнь животных также может быть проекцией агрессивных чувств ребенка, направленных на членов семьи. Эти чувства вызывают тревогу, поскольку реализация их в действии повлекла бы за собой наказание или неодобрение.
Нетрудно увидеть, почему детские страхи столь непредсказуемы и изменчивы. Если страхи выражают скрытую тревогу, то она может перемещаться, фиксируясь то на одном, то на другом объекте. То, что при внешнем анализе кажется непоследовательностью, на более глубоком уровне нередко оказывается вполне последовательным.
Другим подтверждением гипотезы о том, что детские страхи выражают тревогу, является еще одно наблюдение: часто попытка успокоить ребенка с помощью слов не помогает ребенку преодолеть (а не спрятать) свои страхи.
Чрезвычайно показателен и тот факт, что "страхи" ребенка тесно связаны с аналогичными эмоциями его родителей. Исследования показали, что коэффициент корреляции между выраженными детскими страхами и страхами матери составляет 0,67. Было выявлено явное соответствие между частотой страхов у детей из одной и той же семьи; коэффициент корреляции колеблется от 0,65 до 0,74. Страхи родителей "влияют" на страхи детей, то есть, ребенок учится бояться некоторых вещей, потому что их боятся родители. Если родители в семье испытывают интенсивную тревогу, она неизбежно окрашивает и их взаимоотношения с детьми, что, в свою очередь, усиливает тревогу у детей.
Стресс и тревога
Имеется тенденция использовать слово "стресс" как синоним слова "тревога". Думается, это неверное отождествление; словом "стресс" нельзя называть то беспокойство, которое мы обычно называем тревогой. Стресс – это напряжение той или иной степени интенсивности. Оно может быть как причиной возникновения тревоги, так и ее следствием.
Когда термин "стресс" используется как синоним слова "тревога", меняются акценты: ударение ставится на том, что нечто воздействует на человека. Этот термин слишком сильно подчеркивает внешнее воздействие на человека. Но тревога неразрывно связана с сознанием и субъективными переживаниями.
С психологической точки зрения решающую роль играет то, как человек интерпретирует стресс и напряжение. Для возникновения тревоги важны не столько сами ситуации стресса, сколько восприятие человеком этих ситуаций.
Более того, дополнительный стресс может в значительной мере освобождать человека от тревоги. Во время войны в Великобритании в период бомбежек, острого недостатка продуктов и избытка событий, вызывающих стресс, отмечалось значительное снижение количества неврозов. Подобная картина наблюдалась и во многих других странах. В период стресса невротические проблемы исчезают, потому что у людей появляются совершенно конкретные поводы для беспокойства, на которых они могут сосредоточиться. В подобных ситуациях воздействие стресса на человека прямо противоположно воздействию тревоги. В ситуации интенсивного стресса человек может освободиться от тревоги.
Приду еще один, очень простой, но наглядный пример из практики. В специализированное учреждение обратился товарищ с выраженной депрессией.
Как известно, депрессия начинается с тревоги, часто незаметной, подспудной. Что-то у человека не ладится, изменяется привычный стереотип жизни, возникает множество мелких конфликтов, которые складываются в мозаику полной беспросветности. Всё это приводит к возникновению тревоги, а тревога очень тягостное для организма состояние – внутренний стресс и малый Чернобыль в одном лице. Пики тревоги подобны удару молота по наковальне. Тут и выходит на сцену депрессия, которая, словно снег, застилает, скрадывает эти злосчастные «пики». По сути дела, депрессия выполняет защитную функцию, она спасает организм от разрушительной силы, но депрессия не способна ликвидировать тревогу, она её только прячет.
Так случилось, что в самом начале классического лечения (антидепрессанты, транквилизаторы, релаксация, мозготерапия и пр.) наш товарищ проявил неловкость в обращении с горячим чайником, что привело к реальному ожогу кипятком. Каждый, кто обжигался, подтвердит: ожог – это конкретный стресс. Товарищ был немедленно отправлен в соседнее здание к соответствующим антиожоговым специалистам, а когда вернулся оттуда, неожиданно выяснилось, что его депрессия вкупе с тревогой исчезли бесследно. Физическая боль таки разорвала неприятную цепь фиксаций, и сознание выбралось наружу.
Таким образом, тревога определяется тем, как человек относится к стрессу, как он его принимает и интерпретирует. Стресс по отношению к тревоге находится как бы на промежуточной станции. Тревога – это то, что мы делаем со стрессом.
Характерные признаки тревоги
Написаны тысячи статей и море диссертаций, посвященных проблемам тревоги и стресса. Вот о чем говорит изучение материала и, что самое главное, практический опыт. Суммируем это.
1) Причины тревоги обычно непонятны, неизвестны.
2) Тревога связана с ожиданием неприятностей, неудач в будущем.
3) Тревога возникает по поводу взаимодействий с другими людьми.
4) Тревогу вызывает ситуация, способы реакции на которую неочевидны, то есть - неопределенность собственных будущих действий. (Исследования взаимоотношений между изменением условий жизни и тревогой показали, что даже улучшение привычного уровня жизни требует адаптации и поэтому часто провоцирует тревогу).
5) Тревога обычно обусловлена некой опасностью, которая воспринимается как угроза «ядру личности», каким-то сверх-ценностям сознания.
6) «Невротическая тревога» выражает предчувствие очередной встречи с ранее вытесненным в подсознание внутренним конфликтом.
7) «Моральная тревога» отражает опасность активизации субличности «я – плохой». Крайнюю степень тревоги вызывает воображаемый крах целостного представления о себе, которое имеется у каждого человека. Это ответ на «опасность», нависшую над Я-концепцией. Увеличение уровня самоуважения усиливает ощущение счастья, целостности, энергии, своей полезности, свободы и общительности. Снижение самоуважения усиливает ощущение несчастья, беспорядка, тревоги и ограниченных возможностей.
8) Животные вообще не испытывают тревоги в "человеческом" смысле этого слова; у них существует одно состояние, подобное тревоге, которое можно назвать словом настороженность, общей мобилизацией систем для будущего, еще неизвестного действия.
9) Людям с детского возраста часто свойственна т.н. «базальная тревога», которая утверждает, что окружающая среда вообще страшна, потому и воспринимается как ненадежная, лживая, непонятная, несправедливая, нечестная, завистливая и беспощадная. Важно подчеркнуть, что речь идет не о природной среде, а о среде социальной, человеческой.
10) Тревога "лишена объекта", потому что она ставит под угрозу саму основу, на которой строится безопасность человека, а поскольку именно эта основа позволяет человеку воспринимать себя как отличного от внешних объектов, нарушается также и способность отличать субъективное от объективного.
11) Так как тревога ставит под угрозу саму систему безопасности человека, в сознании большинства людей нормальная тревога ассоциируется со смертью, это наиболее распространенная форма нормальной тревоги.
12) Человеческому бытию угрожает не только физическая смерть: «Я» исчезает при потере смысла, психологического или духовного, но всегда тождественного «бытию собой» - это называют "угрозой бессмысленности".
13) Усиление тревоги сужает поле самосознания. Чем сильнее тревога, тем меньше осознание себя субъектом, обращенным к объектам внешнего мира. Сознавание себя прямо пропорционально сознаванию объектов внешнего мира. При появлении тревоги нарушается способность отличать субъективное от объективного, и тем сильнее, чем интенсивнее тревога.
14) Чем сильнее тревога, тем в меньшей мере человек способен увидеть себя отдельно от стимула, следовательно, тем меньше он способен оценить стимулы.
Происхождение тревоги
Многие исследователи считают, что «нормальная» тревога связана с не менее нормальной способностью человека реагировать на опасность; это врожденная способность, которой соответствует определенная нейрофизиологическая система. Фрейд говорил, что "тенденция переживать объективную тревогу" – врожденное качество ребенка; по его мнению, эта способность есть проявление инстинкта самосохранения, обладающего – с биологической точки зрения – бесспорной ценностью.
С этой точки зрения, тревога равнозначна способности реагировать на опасность, точно такой же способностью обладали и эволюционные предшественники человека.
Думается, тут происходит невольное смешение понятий, в данном случае – реакции на опасность и реакции на неопределенность. Тревога –реакция на неопределенность, в то время как реакция на опасность – это страх.
Как мы уже поняли, животные обладают страхом, но не знают, что такое тревога. Состояния, подобные человеческой тревоге, возникают у них только в искусственных квази-социальных условиях. В естественных условиях животные реагируют на неопределенность, т.е. стимул с неизвестным значением, так называемым ориентировочным рефлексом. Кратко напомним его составляющие.
Ориентировочный рефлекс есть сложный процесс, захватывающий ряд функциональных систем и проявляющийся в целом комплексе реакций. Он развивается во времени через два состояния нервной системы. Начальная фаза выражается прекращением текущей деятельности с фиксацией позы. Это общее или превентивное торможение, которое возникает на появление любого постороннего раздражителя с неизвестным сигнальным значением. Затем состояние «стоп-реакций» переходит в реакцию «вздрагивания» (или общей активации).
На стадии общей активации весь организм приводится в состояние рефлекторной готовности к возможной встрече с чрезвычайной ситуацией. Мобилизация самозащиты организма при встрече с новым стимулом, объектом выражается в общем повышении тонуса всей скелетной мускулатуры. На этой стадии ориентировочный рефлекс проявляется в форме поликомпонентной реакции, включающей поворот головы и глаз в направлении стимула, депрессию альфаритма (переход в фазу активного бодрствования), изменение кожно-гальванической реакции, сердечного и дыхательного ритмов, сосудистую реакцию, повышение сенсорной чувствительности. Это так называемая стадия «неспецифической настройки».
Она чем-то напоминает реакцию человека на тревогу, но есть ряд существенных отличий. Одним из основных является то, что при реакции «вздрагивания» у животных происходит резкое расширение диапазона, максимально полное восприятие объектов внешнего мира, активизация всех рецепторов, в то время как для тревоги характерно обратное –значительное сужение самосознания и нарушение способности различать субъективное и объективное. Т.е. животные максимально обращаются ко внешнему миру, в то время как человек замыкается на внутреннем и делается весьма невнимателен к внешнему.
Другое важное различие заключается в том, что реакция вздрагивания весьма полезна и эффективна, способствует эффективному и адекватному поведению; тревога же, наоборот, приводит к резкому падению адекватности и крайне неэффективным невротическим реакциям.
Наконец, «вздрагивание» есть мобилизация организма для ответа, в то время как тревога – это уже сам ответ, причем ответ с однозначно негативным значением. Человек уже переживает некую неприятность, как если бы уже она случилась.
Потому представляется необходимым качественно различить «ориентировочный рефлекс» и собственно тревогу. Ориентировочный рефлекс – это вообще не эмоция, когда как тревога представляет собой специфический феномен, свойственный только людям и не имеющий прямых аналогов на предыдущих этажах эволюционной лестницы. Суть проблемы лежит именно в тех качествах человека, которые отличают его от животных.
Каким образом получается так, что «нормальный ориентировочный рефлекс», который, естественно, никогда не сопровождается никакими психосоматическими нарушениями, трансформируется в специфически человеческую тревогу?
Как человек обучается тревоге?
1. Тревога есть эмоциональная реакция. Всякая эмоция, как мы уже выясняли – это ответ сознания на определенную ситуацию, причем ответ определенный.
2. Поскольку тревога (определенный негативный ответ) характеризуется неясностью и расплывчатостью, то сама «ситуация» для сознания непонятна; очевидно, что она субъективна, а значит, существует только в сознании человека, причем в его скрытой, подсознательной части.
3. Субъективная ситуация - это всегда некий образ, модель, результат умственной операции.
4. Поскольку эта умственная операция остается «невидима», то, очевидно, она осуществляется с очень большой скоростью, автоматически, в подсознании. В сознание выводится только результат – негативный образ, вызывающий рассогласование, маркером которого служит негативная эмоция.
5. Тревога всегда связана с будущим, т.е. эта сильная эмоция неясного происхождения, очевидно, рождается при моделировании будущего.
6. Становится очевидно, что тревога рождается как ответ на результат операции сравнения – желательного плана и вероятного итога его реализации.
7. Человек подсознательно опасается, что будущее развитие событий приведет к сильным внутренним конфликтам – рассогласования, возникновению душевной боли.
8. Это означает, что в подсознании человека имеются в достаточном количестве соответствующие умственные автоматы, почти мгновенно срабатывающие при осуществлении планирования будущего. Они несут в себе отличительные признаки серьезной опасности для ценностей личности.
9. Из этого следует, что в памяти человека хранится большое число примеров ситуаций, которые сопровождались опасностью для личности человека в прошлом.
10. Источником опасностей, если обратиться к эмпирическому опыту, почти всегда является социальная, человеческая среда.
11. Поскольку тревога есть не просто сигнал угрозы, но угрозы самому «ядру личности», то она есть предчувствие не только некой отрицательной эмоции, но наиболее сильных ее разновидностей, а именно - вины за невосстановимый ущерб, экзистенциального стыда или страха потери.
Становится очевидным, что тревога, в конечном счете, это все-таки реакция именно на опасность, а не на неопределенность. Иллюзия неопределенности возникает только в силу исключительно большой скорости срабатывания умственных автоматов-привычек, которые почти мгновенно выдают негативный прогноз относительно возможного будущего.
Понятно, что способность чувствовать опасность при планировании будущего – это нормальное следствие способности предвидеть будущие риски. Однако возникает, как минимум, два вопроса. Первый: почему человек очень часто видит окружающую его социальную среду как насыщенную большим количеством рисков, опасностей, угрожающих его личности?
И второй: почему предвидение рисков заранее вызывает негативную реакцию, переживание этих неприятностей, как если бы они уже случились? Ведь по логике вещей предвидение рисков должно было бы приводить к корректировке планирования, так сказать, необходимому риск-менеджменту. Но возникновение негативной эмоции – тревоги – говорит о том, что человек считает наступление этих неприятностей неизбежными, неотвратимыми. Отчего так происходит?
Механизмы научения тревоге, на мой взгляд, идентичны научению страху. Судите сами: тревога является реакцией на угрозу, нависшую над жизненно важными для существования личности ценностями, а существование человека начинается в раннем детстве во взаимоотношениях со значимыми другими. Таким образом, жизненно важными ценностями изначально становятся те формы поведения, которые поддерживали безопасность ребенка во взаимоотношениях со значимыми другими.
Поэтому взаимоотношения ребенка с родителями являются наиболее существенным источником тревоги. Ребенок не может уклониться от общения с родителями, не может произвольно «заменить» их. Какой-либо обычный «риск-менеджмент» при моделировании отношений с родителями (бегство, нападение, уклонение, оцепенение, переговоры и пр.) очень сложен.
Ведущая роль тут принадлежит матери. Мать не только удовлетворяет все физические потребности ребенка, но и является источником общего эмоционального благополучия и безопасности. Все то, что ставит под угрозу взаимоотношения матери и ребенка, ставит под угрозу и положение ребенка в межличностном мире. Источником тревоги является страх ребенка перед агрессией, насилием, неодобрением со стороны матери. Это опасение передается с помощью эмпатии задолго до того, как ребенок будет в состоянии осознавать одобрение или неодобрение матери. Так формируется упомянутая «базальная», базовая тревога, страх перед окружающим миром как таковым.
Базовая тревога происходит из конфликта между зависимостью ребенка от родителей и враждебным отношением к ним.
Некоторые исследователи полагают, что источником тревоги является конфликт между независимым развитием личности ребенка и потребностью устанавливать взаимоотношения с окружающими людьми.
Конфликты, вызывающие тревогу, объясняются тем, что ребенку на ранних этапах развития прививают культурные табу, и это блокирует способность получать удовольствие. Тяжесть конфликта обусловлена особенностями роста детей в нашей культуре, где родители сначала устанавливают с ним тесные эмоциональные взаимоотношения и культивируют высокий уровень его притязаний, а потом вводят жесткие табу. Таким образом, тревога возникает не просто вследствие подавления способности получать удовольствие, а из-за того, что ребенок ощущает ненадежность и непостоянство своих родителей, которые создали определенные ожидания, но сами не соответствуют им.
Существует ли какой-то общий знаменатель всех этих конфликтов? С одной стороны, каждый человек развивается как отдельное существо; принимаем этот факт как аксиому. Люди уважают уникальность каждого человека и воспринимают каждого как существо, отличающееся ото всех остальных. Всякое действие человека, какое бы сильное влияние на него ни оказывали социальные факторы, воспринимается как его собственное действие. В той степени, в какой у человека развита способность сознавать себя, он получает свободу и отвечает за свои поступки.
Но, с другой стороны, в любой точке развития отдельный человек связан сетью взаимоотношений с другими людьми и зависим от других. В раннем детстве другие люди удовлетворяли его биологические нужды, но, помимо этого, от них зависело чувство эмоциональной защищенности каждого отдельного человека.
По мере развития ребенок все больше отделяется от родителей. Его рост заключается в уменьшении зависимости от родителей, отдалении от них и в развитии способности опираться на свои собственные силы. Вместе с тем, рост ребенка есть одновременно и строительство взаимоотношений с родителями на новом уровне. Задержка развития любого полюса этой диалектики приводит к зарождению психологического конфликта, который вызывает тревогу. Когда существует только "свобода от", без уравновешивающих ее взаимоотношений, возникает тревога одинокого бунтаря. Если же есть зависимость от других без свободы, возникает тревога человека, который слишком сильно привязан к другим и не может жить вне этого симбиоза. И когда человек теряет способность полагаться на свои силы, каждая новая ситуация, требующая от него самостоятельного поступка, несет в себе опасность.
Порой развитие одного из двух полюсов заблокировано, и тогда начинают действовать внутренние механизмы, которые увеличивают конфликт и усиливают тревогу. Если человек развивает только свою независимость, но не взаимоотношения с другими, в нем появляется враждебное отношение к тем людям, которые, по его мнению, являются причиной его одиночества и отчужденности. Если же человек живет в симбиотической зависимости, в нем появляются враждебные чувства по отношению к тем, кто, как ему кажется, подавляет его способности и ограничивает свободу. В обоих случаях агрессивные чувства усиливают конфликт, а, следовательно, и тревогу.
Тут вступает в действие и еще один механизм – вытеснение. Нереализованные способности и неудовлетворенные потребности не исчезают, а вытесняются из сознания. Этот феномен часто встречается в клинической работе: независимый бунтарь, отчужденный от окружающих, вытесняет потребность и желание установить конструктивные взаимоотношения с другими людьми, а человек, живущий в симбиотической зависимости, вытесняет потребность и желание действовать самостоятельно. Понятно, что само действие механизма вытеснения снижает самостоятельность, увеличивает ощущение беспомощности и усиливает конфликт.
Тревога и агрессивные чувства вообще тесно связаны между собой; обычно одно порождает другое. Так, тревога порождает ненависть. Это легко понять, поскольку тревога, сопровождающаяся ощущением беспомощности, одиночества и конфликта, является крайне мучительным переживанием. Пытаясь как-то сублимировать эту большую отрицательную энергию, человек переносит злость и обиду на тех, кто причиняет ему боль. Зависимый человек, оказавшись в ситуации, где следует отвечать за свои поступки, ощущает, что неспособен выполнить свой «долг». Тогда он начинает испытывать злость на тех, кто поставил его в такое положение, и на тех, кто сделал его неспособным (обычно на родителей). Не менее очевидно, что ненависть только усиливает тревогу, т.к. внутренний конфликт только усиливается и разрастается.
Нет сомнений, что ненависть – особая эмоция, присутствующая во многих ситуациях, но очень часто за ней кроется тревога. При исследовании психосоматических пациентов с гипертонической болезнью (которая обычно ассоциируется с вытесненной злобой) было выявлено, что причиной вытеснения агрессивных чувств из сознания является тревога и зависимость пациента. Подобная взаимосвязь наблюдается и во многих других ситуациях, что нетрудно объяснить. Человек не стал бы вытеснять из сознания свои враждебные чувства, если бы он не ощущал тревоги и не боялся бы ответной агрессии или отчуждения от людей.
Случаются и другие, чрезвычайно любопытные вариации. Весьма распространены персонажи, которые как раз не вытесняют свои агрессивные или "антисоциальные" желания. Вместо этого они вытесняют потребности и стремления, касающиеся отношений с другими людьми, в которых присутствовала бы ответственность, дружба и милосердие. Выражение агрессии или иных форм эгоцентричного поведения не вызывает у этих граждан никакой тревоги. Но когда возникает тема противоположных потребностей – например, желание построить с кем-то конструктивные и ответственные взаимоотношения, то они сопровождаются интенсивной тревогой и теми реакциями, которые характеризуют личность, чьи жизненно важные психологические стратегии оказываются под угрозой. Подобное вытеснение конструктивных социальных желаний свойственно агрессивным пациентам с вызывающим поведением.
Такой тип агрессивного человека с вызывающим поведением широко распространен в современной культуре, ориентированной на конкуренцию. Именно в нашей культуре граждане, умеющие агрессивно эксплуатировать других и не испытывать при этом вины, считаются добившимися "успеха". и пользуются поддержкой
Мы подошли к значимой теме. Связь отношений в семье и процесса возникновения тревоги понятна. А как «взрослая жизнь» влияет на эти аспекты?
Известно, что в нашей культуре на первом месте стоит стремление к повышению своего социального статуса. При этом статус определяется т.н. успехом, который, в свою очередь, измеряется преимущественно экономическими параметрами. Накопление богатства является доказательством и символом власти человека. Поскольку социальный успех определяется положением человека относительно окружающих, стремление к успеху носит характер конкуренции: человек считается добившимся успеха, если превзошел других и возвысился над ними. Стремление к успеху в конкуренции возникло в эпоху Возрождения, когда стала цениться сила отдельной личности, противостоящей окружающим.
Успех стал не только основной культурной ценностью, но также и основным критерием собственной ценности человека; успех в социальном соревновании повышает ощущение самоценности человека, а также повышает его значимость в глазах других людей. Все, что угрожает достижению успеха, вызывает у человека нашей культуры сильную тревогу, поскольку ставит под угрозу ценности, которые жизненно важны для существования личности – то есть для чувства собственного достоинства и самоуважения.
Стремление к успеху в конкуренции, хотя и определяется преимущественно экономическими параметрами, превращается в личную цель человека также и в сфере личных взаимоотношений. К. Хорни так описала этот феномен культуры: "Стоит подчеркнуть, что соревнование и сопровождающее его чувство вражды пронизывают все человеческие взаимоотношения. Стремление к соревнованию стало одним из ведущих факторов в социальных взаимоотношениях. Оно охватило отношения как между мужчинами, так и между женщинами, и что бы ни являлось предметом соревнования – популярность, компетентность, привлекательность или любое другое социальное качество, – оно во многом подрывает основы настоящей дружбы. Кроме того, оно разрушительно действует на взаимоотношения между мужчинами и женщинами: соревнование не только влияет на выбор партнера, но и превращает отношения в арену борьбы за свое превосходство. Оно проникает и в школу. И, что важнее всего, оно заражает жизнь семьи, так что ребенок получает прививку соревнования с первых дней своей жизни".
Так, например, любовь вместо конструктивного средства преодоления одиночества нередко становится средством для самоутверждения. Любовь используется ради конкуренции и превращается в состязание, где наградой является благосклонность престижного партнера, что вызывает зависть окружающих; с помощью любви человек может демонстрировать окружающим свою социальную компетентность. При этом партнер является чем-то вроде ценного приобретения, приза, которым можно гордиться так же, как гордятся выгодной сделкой. Другим примером является отношение к детям, которых ценят за то, что они занимают первые места в колледже или еще каким-то образом, побеждая в соревновании, повышают социальный статус семьи. В нашей культуре люди часто ищут в любви исцеления от тревоги, но когда взаимоотношения строятся в контексте безличного соревнования, они только усиливают ощущение отчужденности и агрессии, что повышает тревогу.
В результате такого отношения к соревнованию тревога возникает не только при всякой опасности, ставящей под угрозу успех, но и по некоторым другим, более сложным причинам. Тенденция оценивать себя в зависимости от превосходства над другими людьми неизбежно влечет за собой одиночество и отчуждение от окружающих, что, в свою очередь, порождает тревогу.
Кроме того, тревога усиливается из-за враждебных чувств, которые пронизывают общество, охваченное духом конкуренции и индивидуализма. Наконец, тревогу вызывает отчуждение человека от самого себя, поскольку он превращается в объект, выставленный на продажу, а ощущение собственной силы зависит от внешнего качества, богатства, а не от внутренних свойств – способностей или продуктивности. Подобные установки не только нарушают отношение человека к самому себе, но в каком-то смысле ставят чувство собственного достоинства человека в зависимость от успеха, а это значит, что каждому человеку постоянно угрожает успех другого; все это усиливает незащищенность, беспомощность и бессилие наших современников.
Более того, стремление к конкуренции порождает "порочный круг", в результате которого чувство тревоги усиливает само себя. Когда современный человек ощущает тревогу, он удваивает свои усилия в стремлении достичь успеха. начинает энергичнее участвовать в социальном соревновании. Но усиление агрессивной конкуренции увеличивает отчуждение, чувство вражды к окружающим и тревогу.