История проверенная временем: великая американская машина по надуванию пузырей

«От акций технологических компаний и до высоких цен на топливо, Goldman Sachs спроектировал механизмы всех крупных рыночных манипуляций со времен Великой депрессии, и они собираются сделать это снова» — именно с этих слов начинается сенсационная статья Мэтта Тайбби 2009 года в журнале Rolling Stone.

Сегодня его текст актуальнее, чем когда-либо и я решил его перевести, дополнив своими комментариями.

Первое, что вы должны знать о Goldman Sachs — это то, что он вездесущ. Самый мощный в мире инвестиционный банк — это огромный кальмар-вампир, обернутый вокруг лица человечества, беспощадно втискивающий свою кровавую воронку во всё, что пахнет деньгами.

Фактически, история недавнего финансового кризиса (прим. Пестов: речь про кризис 2008 года), которая одновременно является историей быстрого упадка и падения внезапно обанкротившейся американской империи, читается как мемуары выпускников Goldman Sachs. Главные действующие лица всем знакомы:

В общем, попытка перечислить Гольдманов на влиятельных позициях так же бессмысленна, как попытка создать «полный список всего». Что вам нужно знать, так это общую картину: если Америку сливают, то Goldman Sachs и есть этот слив, куда она устремлена — дырка в системе западного капитализма, никогда не предполагавшего, что в обществе, пассивно управляемого свободными рынками и свободными выборами, организованная жадность всегда побеждает неорганизованную демократию.

Беспрецедентное могущество банка превратило Америку в гигантскую мошенническую пирамиду. Многолетние манипуляции целыми секторами экономики, ставки на крах того или иного рынка приводили к издержкам для всего общества в виде высоких цен на топливо, повышающихся кредитных ставок, массовых увольнений и обеднения пенсионных фондов.

Теряемые вами деньги кто-то находил в прямом и переносном смысле. Goldman Sachs стал огромным механизмом по превращению общественно ценного богатства в самую ненужную, ядовитую и вредную гадость на Земле — в чистую прибыль для горстки богатых.

Это повторялось вновь и вновь по одному и тому же сценарию. Гольдманы удобно располагались в центре очередного спекулятивного пузыря, продавая мусорные активы. Они выкачивали огромные суммы из среднего и низшего слоёв общества с помощью коррумпированного государства, позволяющего переписывать правила игры в обмен на относительные гроши, которые банк бросает на политическое покровительство.

А когда всё рушилось и миллионы простых граждан оставались в нищите, Гольдманы начинали весь процесс заново. Причём они всегда объявляются в роли спасителей, одалживая нам некогда наши же деньги под проценты. Goldman Sachs использовал данную схему не раз с 1920-х годов и сейчас готовится сделать это снова.

Если вы хотите понять, как мы очутились в экономическом кризисе, нам сначала нужно разобраться, куда ушли все деньги, а для того, чтобы понять это, мы должны увидеть, какие деяния уже сходили с рук Гольдманов. Эта история длиной ровно в пять пузырей, включая прошлогодний загадочный скачок цен на нефть. После прокола каждого пузыря следовала целая череда банкротств, но Goldman Sachs всегда выходил победителем.

Goldman Sachs не всегда был «too-big-to-fail» мастодонтом, безжалостным монстром капитализма на стероидах, существующим по принципу «убивай или умри». Не всегда, но почти всегда. Банк был основан в 1869 году эмигрантом из Германии Маркусом Гольдманом и его зятем Сэмюэлем Саксом. Они были пионерами в использовании ценных бумаг и зарабатывали деньги, выдавая краткосрочные долговые расписки мелким продавцам в центре Манхэттена.

Вы, вероятно, можете догадаться об основной сюжетной линии первых 100 лет развития бизнеса Goldman Sachs: отважный инвестиционный банк, возглавляемый иммигрантами, преодолевает все трудности и зарабатывает кучу денег. В этой давней истории есть лишь один эпизод, который в свете недавних событий заслуживает пристального внимания: разрушительный набег Гольдманов на спекулятивную манию предкризисного Уолл-стрит в конце 1920-х годов.

В то время основным финансовым инструментом, используемым для обмана инвесторов, являлся инвестиционный траст. Подобно современным взаимным фондам, трасты брали наличные деньги крупных и мелких инвесторов и (по крайней мере в теории) вкладивали их в ценные бумаги Уолл-стрит, при этом особо не распространяясь, в какие именно.

Обычный парень мог вложить свою десятку или сотню долларов и чувствовать себя при этом серьёзным игроком. Так же, как в 1990-е годы электронная торговля и дэйтрейдинг втащили на рынок легионы новых лохов, инвестиционные трасты в начале прошлого века вовлекли целое поколение простых людей в спекуляции.

Устанавливая схему, которая впоследствии будет повторяться вновь и вновь, Гольдманы позднее других влезли в инвестиционно-трастовое дело, но по итогу всех превзлошли. Первым этапом стало создание траста Goldman Sachs Trading Corporation — банк выпустил миллион акций по 100 долларов за штуку, купил все эти акции за свои собственные деньги, а затем продал 90 процентов из них голодной публике по 104 доллара.

Далее торговая корпорация неустанно скупала акции самой себя, задирая цену всё выше и выше. А в подходяший момент она сбросила часть своих акций и проспонсировала новый траст Shenandoah Corporation, выпустив миллионы акций в этом фонде, который, в свою очередь, спонсировал ещё один траст под названием Blue Ridge Corporation.

Таким образом, каждый инвестиционный траст служил прикрытием для бесконечной инвестиционной пирамиды: Goldman, скрывающийся за Goldman, скрывающийся за Goldman. Из 7 250 000 первоначальных акций Blue Ridge 6 250 000 фактически принадлежали Shenandoah, которая, конечно же, в значительной степени принадлежала Goldman Trading.

В итоге получилась целая цепочка займов, в которой каждый последующий зависел от предыдущего. Основная идея проста: вы берёте доллар и занимаете девять, потом создаёте фонд с этими десятью долларами и занимаете 90, а потом к этим ста долларам занимаете и инвестируете ещё 900. Если последний фонд в цепочке начинает терять стоимость, то у вас больше не будет денег, чтобы расплатиться со своими инвесторами и вся система рушится.

В главе из книги 1929 года «Великий крах» под названием «Мы верим в Goldman Sachs» известный экономист Джон Гэлбрейт упоминает Гольдмановские трасты в качестве классического примера заёмного безумия. По его словам трасты стали главной причиной исторического краха. В сегодняшних деньгах потери банков составили $475 миллиардов. «Трудно не восхищаться воображением, которое было скрыто в этом гигантском безумии» — пишет Гэлбрейт.

Перенесёмся на 65 лет вперёд. Goldman Sachs не только пережил крах, уничтоживший многих обманутых инвесторов, но и стал главным андеррайтером (прим. Пестов: читай «специалист по выводу ценных бумаг на биржу») самых богатых и влиятельных корпораций страны.

Благодаря Сидни Вайнбергу, который поднялся с должности помощника дворника до главы фирмы, банк стал пионером IPO, одного из основных и наиболее прибыльных способов привлечения денег компаниями. В 1970-х и 1980-х годах Goldman Sachs, возможно, не был пожирающей планету Звездой Смерти с политическим влиянием, как сегодня, но это была первоклассная фирма, имевшая высокую репутацию и привлекающая самых талантливых с Уолл-стрит.

Как ни странно, за банком закрепился имидж относительно этичного и терпеливого игрока, не гонящегося за быстрыми деньгами. Менеджеров обучали фирменной мантре про «долгосрочную жадность». Один из бывших сотрудников, покинувший компанию в 90-х, вспоминает, как руководство отказалось от очень выгодной сделки на том основании, что в долгосрочной перспективе возникли бы потери. «Мы вернули деньги "взрослым" корпоративным клиентам, которые заключили с нами невыгодные сделки», — говорит он.

Но потом что-то случилось. Трудно сказать, что именно. Это могло быть связано с тем, что Роберт Рубин, сопредседатель Goldman Sachs в начале девяностых, последовал за Биллом Клинтоном в Белый дом, где руководил Национальным экономическим советом и в конце концов стал министром финансов. В то время американские СМИ влюбились в сюжетную линию о паре бэби-бумеров, детей шестидесятников, Fleetwood Mac яппи, гнездящихся в Белом доме. А конкретно Рубина толпа просто обожала. Он был распиарен как самый умный человек когда-либо вступивший на Землю, за которым где-то далеко позади плетутся Ньютон, Эйнштейн, Моцарт и Кант.

Рубин был типичным гольдманитом. Казалось, что он родился в костюме за $4,000, а на его лице застыло выражение сожаления о том, что он чуточку умнее вас. Нация была убеждена в том, что всё, о чём думает Рубин является лучшим для экономики. Данный феномен достиг своего апогея в 1999 году, когда Рубин появился на обложке Time вместе со своим заместителем Ларри Саммерсом и главой ФРС Аланом Гринспеном под заголовком «Комитет по спасению мира».

Однако думал Рубин в основном о том, что американская экономика и в особенности финансовые рынки чрезмерно зарегулированы и нуждаются в высвобождении. Во время его пребывания в Министерстве финансов Белый дом предпринял ряд шагов, которые имели серьёзные последствия для всей мировой экономики, начиная с полной неспособности Рубина контролировать свою старую фирму во время её первого безумного рывка к непристойным краткосрочным прибылям.

Основное мошенничество в эпоху Интернета довольно легко понять даже финансово неграмотным. Компании, которые были не чем иным, как идеями, нацарапанными на салфетках опытными курильщиками бонга, выходили на IPO, рекламировались в СМИ и продавались населению за мегамиллионы. Это было похоже на то, как если бы банки вроде Goldman Sachs обматывали арбузы ленточками, выбрасывали их из окон 50-этажных домов и открывали телефоны для предложений. В этой игре вы становились победителем только в том случае, если забирали деньги до того, как арбуз упадёт на тротуар.

Сейчас это кажется очевидным, но в то время средний инвестор не знал, что банки изменили правила игры, изображая сделки лучше, чем они были на самом деле. Они создали двухуровневую систему инвестиций: для инсайдеров, которые знали реальные цифры и для непрофессиональных инвесторов, которых пригласили в погоню за иррациональным ростом цен. Позднее модель развития Goldman Sachs будет основываться на капитализации изменений в нормативно-правовой среде, но его ключевое новшество в период созревания пузыря доткомов заключалось в отказе от собственных отраслевых стандартов контроля качества.

«Со времён Депрессии существовали строгие правила андеррайтинга, которых Уолл-стрит придерживалась при выводе компании на биржу», — говорит один видный менеджер хедж-фонда. «Компания должна была работать не менее пяти лет и показывать прибыльность три года подряд. Но Уолл-стрит взяла эти рекомендации и выбросила их на помойку, а Goldman Sachs залил рынок фиктивными акциями: «Их аналитики уверяли, что Туфта.com стоит 100 долларов за бумагу». И проблема заключалась в том, что розничным инвесторам никто не сказал об изменении правил. «В отрасли все были в теме» — продолжает менеджер. «Боб Рубин прекрасно знал о стандартах. Они действовали с 1930-х».

Джей Риттер, профессор финансов Университета Флориды, специализирующийся на IPO, говорит, что такие банки, как Goldman, прекрасно знали, что многие публичные предложения, которые они рекламировали, никогда не принесут ни цента. «В начале восьмидесятых годов крупные андеррайтеры настаивали на трёхлетней прибыльности. Потом требование сократилось до года, а потом до квартала. К периоду интернет-бума прибыльность не требовалась даже в обозримом будущем».

Goldman Sachs отрицает, что он изменил свои стандарты андеррайтинга в годы пузыря доткомов, но его собственная статистика опровергает это. Так же, как и с инвестиционными трастами в 1920-х, Гольдманы медленно запрягали, но быстро поехали. После того, как инвестбанк вывел на фондовый рынок малоизвестную и малоприбыльную компанию Yahoo! в 1996 году, ознаменовав тем самым интернет-бум, он стал королём IPO среди дотком-компаний.

Из 24 предприятий, которые Goldman Sachs сделал публичными в 1997 году, треть были убыточными на момент IPO. В 1999 году, на пике, Гольдманы вывели на биржу 47 компаний, включая такие мертворождённые недоразумения, как Webvan и eToys, которые во многих отношениях были современными эквивалентами Blue Ridge и Shenandoah. А за 4 месяца следующего года на биржу вышло 18 компаний и 14 из них не имели прибыли. Будучи лидером в андеррайтинге доткомов Goldman Sachs значительно превосходил своих конкурентов: акции выведенных им на IPO компаний в среднем выростали на 281% от цены размещения, в то время как средний уровень для Уолл-стрит составлял 181%.

Как им удавалось достичь этого? С помощью практики под названием «лэддеринг», что по своей сути является способом манипуляции ценой акций. Вот как это работает: допустим, вы из Goldman Sachs и представители Туфта.com приходят к вам и просят сделать их компанию публичной. Вы определяете цену акций, сколько их должно быть выпущено и помогаете CEO Туфта.com организовать «роуд-шоу» с инвесторами взамен на солидный гонорар (обычно 6-7% от собранной суммы).

Затем вы обещаете своим лучшим клиентам право покупать большие доли на IPO Туфта.com по цене в нижнем диапазоне в обмен на обещание, что они позже купят больше акций на открытом рынке. Это, казалось бы, простое требование даёт вам внутреннее знание о будущем IPO. Знание, которое не было раскрыто тупицам дейтрейдерам, имеющих перед глазами только проспект IPO.

Вы знаете, что некоторые из ваших клиентов, которые приобрели X акций по $15, обязательно докупят ещё Y акций по $20 или $25, гарантируя, что цена поднимется до указанного уровня или даже выше. Именно таким образом, Goldman Sachs может задирать курс акций новой компании, что, конечно, выгодно банку — шестипроцентная комиссия за IPO в $500 млн — это серьезные деньги.

Акционеры неоднократно предъявляли Гольдманам иски за использование лэддеринга в различных IPO, включая Webvan и NetZero. В частности, на данную схему обратил внимание Николас Майер. Это был один из менеджеров Cramer & Co — хедж-фонда, которым руководил ныне всемизвестный телевизионный мудак Джим Крамер, бывший выпускник Goldman Sachs. Майер сообщил Комиссии по ценным бумагам США, что, работая на Крамера в период с 1996 по 1998 год, его неоднократно принуждали заниматься лэддерингом во время сделок IPO с Goldman.

«Судя по тому, что я видел, Гольдманы были главными виновниками» — говорит Майер. «Они раздули этот пузырь. И именно такое поведение привело к краху рынка. Они построили эти капитализации на незаконном фундаменте и в конечном счёте акции скупал "маленький человек" с рынка». В 2005 году Goldman Sachs согласился заплатить $40 млн за нарушения, связанные с лэддерингом, но это был ничтожный штраф по сравнению с той огромной прибылью, которую он получил. (Банк отказался отвечать на вопросы для этой статьи и отрицал нарушения во всех делах, которые он урегулировал).

Ещё одной неблагочествой практикой, которую Goldman использовал во время интернет-бума, был «спининг» — иными словами взяточничество. Банк предлагал руководителям потенциальной публичной компании акции по заниженной цене размещения в обмен на будущий андеррайтинг. То есть, вместо того, чтобы Туфта.com открылся по цене в $20, банк обращался к генеральному директору Туфта.com и предлагал ему миллион акций его собственной компании по $18 в обмен на саму услугу по выходу на IPO. Фактически это ограбление всех акционеров Туфта.com с перенаправлением наличных денег, которые должны были отразиться в чистой прибыли компании, на частный банковский счёт генерального директора.

Сообщается, что Goldman Sachs сделал многомиллионное предложение CEO eBay Мэг Уитмен, которая позже вошла в совет директоров инвестбанка, в обмен на будущий доход с андеррейтинга. А согласно отчёту Комитета по финансовым услугам Палаты представителей в 2002 году, Goldman Sachs предлагал такие сделки руководителям 21 компании, которые он выводил на IPO, включая сооснователя Yahoo! Джерри Янга и двух главных злодеев той эпохи финансовых скандалов — Денниса Козловски из Tyco и Кена Лэйя из Enron.

Гольдманы гневно осудили отчёт как «вопиющее искажение фактов» незадолго до того, как заплатили $110 млн за урегулирование расследования о cпининге и прочих манипуляциях, начатого регулирующими органами штата Нью-Йорк. «Спининг акций на крупных IPO не был безобидной корпоративной привилегией», — сказал тогдашний генеральный прокурор Элиот Спитцер (прим. Пестов: советую тоже заглянуть в его биографию). «Это было неотъемлемой частью мошеннической схемы, направленной на завоевание нового инвестиционно-банковского бизнеса».

Такие схемы привели к тому, что пузырь доткомов превратился в одну из величайших финансовых катастроф в мировой истории: только на NASDAQ было уничтожено около 5 триллионов долларов богатства. Но настоящая проблема заключалась не в деньгах, которые были потеряны акционерами, а в деньгах, заработанных инвестиционными банкирами, получивших огромные бонусы за вмешательство в рынок.

Вместо того, чтобы преподать Уолл-стрит урок о том, что пузыри всегда сдуваются, годы интернет-бума продемонстрировали банкирам, что в наше время надуть пузырь легче чем когда либо. А чем иррациональнее мания, тем больше бонусы. И ни для кого это так не актуально как для Гольдманов. Между 1999 и 2002 компания выплатила $28.5 миллиардов зарплат и премий — в среднем по $350,000 в год на одного сотрудника.

Эти цифры важны, поскольку главным наследием интернет-бума стало понимание, что экономикой движет стремление к большим бонусам, возможным благодаря пузырям. Гольдмановская мантра о «долговременной жадности» растворилась в воздухе. Цель игры превратилась в то, чтобы получить свой чек до того, как арбуз упадет на тротуар.

Рынок перестал быть рационально управляемым местом для развития реального и прибыльного бизнеса. Он превратился в океан Чужих денег, куда банкиры привлекали огромные суммы любыми необходимыми способами и пытались конвертировать эти деньги в бонусы как можно быстрее.

Если вы провели и раскрутили 50 IPO, которые обанкротились в течение года, то что с того? К тому времени, когда Комиссия по ценным бумагам США оштрафует вашу фирму на $110 млн, яхте, которую вы купили на свои бонусы от IPO, будет уже шесть лет. Кроме того, к тому времени вы, вероятно, уже уйдёте из Goldman Sachs и будете руководить Казначейством США или штатом Нью-Джерси.

(Один из по-настоящему комичных моментов в истории недавнего финансового краха Америки произошёл, когда губернатор Нью-Джерси Джон Корзин, руководивший Goldman с 1994 по 1999 год и ушедший с $320 млн, настаивал в 2002 году, что он даже никогда не слышал про термин «лэддеринг».)

Для банка, у которого годовые расходы на зарплатный фонд превышали $7 млрд, штрафы в размере $110 млн, выписанные с опозданием на полдесятилетия, были чем-то гораздо меньшим, чем сдерживающим фактором — они были шуткой. Как только интернет-пузырь лопнул, у Goldman не было стимула пересматривать свою новую стратегию, ориентированную на получение прибыли. Он просто искал ещё один пузырь, чтобы надуть его. И как оказалось, он был готов, во многом благодаря Рубину.

Роль Goldman Sachs в масштабной глобальной катастрофе, которой стал пузырь на рынке жилья, проследить нетрудно. И здесь основной трюк заключался в снижении стандартов андеррайтинга, только в данном случае стандарты касались не IPO, а ипотечных кредитов.

К настоящему времени почти все знают, что на протяжении десятилетий ипотечные дилеры настаивали на том, чтобы покупатели жилья вносили первоначальный взнос в размере 10% или более, имели стабильный доход и хороший кредитный рейтинг, а также указывали настоящее имя и фамилию. Но на заре нового тысячелетия, они вдруг выбросили все эти стандарты в окно и начали выписывать ипотечные кредиты на обратной стороне салфеток официанткам и бывшим зекам с пятью баксами и батончиком «Сникерс».

Всё это было бы невозможно без таких инвестиционных банкиров, вроде Гольдманов, которые изобрели механизмы для упаковки этих дерьмовых ипотечных кредитов и их массовой продажи ничего не подозревающим страховым компаниям вместе с пенсионными фондами. Это породило массовый рынок токсичных долгов, которого раньше никогда не существовало. В прежние времена ни один банк не захотел бы держать у себя на балансе закладную какого-нибудь наркомана, зная, насколько велика вероятность его банкротства. И вы бы не стали выдавать такие ипотечные кредиты, если бы вы не могли продать их кому-то, кто не знает, что это такое.

Гольдманы использовали два метода, чтобы завуалировать тот шлак, который они продавали. Во-первых, они объединили сотни различных ипотечных кредитов в инструменты, называемые «collateralized debt obligation», а затем они убедили инвесторов в том, что, если куча ипотечных кредитов в составе CDO являются хорошими, то нет причин так сильно беспокоиться о плохих. То есть CDO, в целом, считался надежным инструментом и таким образом ипотечные кредиты с мусорным рейтингом были превращены в инвестиции с рейтингом ААА.

Во-вторых, чтобы захеджировать свои собственные ставки, Goldman Sachs привлёк такие компании как AIG для предоставления страховки, коей стали кредитные дефолтные свопы на CDO. По своей сути свопы были пари между AIG и Goldman: Goldman делает ставку на то, что бывшие заключенные не оплатят ипотеку и объявят себя банкротами, а AIG делает ставку на то, что они этого не сделают.

Была только одна проблема: все эти махинации представляли собой именно тот вид опасных спекуляций, которые федеральные регулирующие органы должны пресекать. Производные инструменты, такие как CDO и кредитные свопы, уже вызвали ряд серьёзных финансовых катастроф: Procter & Gamble и Gibson Greetings потеряли огромные состояния, а округ Ориндж, штат Калифорния, был вынужден объявить дефолт в 1994 году.

В том же году, Счётная палата США рекомендовала жестко регулировать такие финансовые инструменты и в 1998 году глава Комиссии по торговле товарными фьючерсами США (СTFC) Бруксли Борн согласилась изменить правила. Она распространила письмо лидерам бизнеса и администрации Клинтона, в котором предлагалось обязать банки предоставлять более полную информацию о сделках с деривативами и поддерживать резервы на случай убытков.

Новые требования от регуляторов были совсем не тем, чего желали Гольдманы. «Банки сходят с ума — они хотят, чтобы регулирование прекратилось», — говорит Майкл Гринбергер, который работал на Борн директором по торговле и рынкам в CFTC, а сейчас является профессором права в Университете Мэриленда. «Гринспен, Саммерс, Рубин и [глава SEC Артур] Левитт хотели остановить эту инициату».

Правящая экономическая четверка Клинтона и «особенно Рубин», по словам Гринбергера, вызвали Бруксли Борн на встречу и изложили свою точку зрения. Однако она отказалась отступать и продолжала настаивать на усилении регулирования деривативов. Затем, в июне 1998 года, Рубин публично осудил её позицию и рекомендовал Конгрессу лишить CFTC регулирующих полномочий. В 2000 году, в последний день своей сессии, Конгресс принял ныне печально известный Закон о модернизации товарных фьючерсов, который был включен в законопроект о расходах на 11 000 страниц в последнюю минуту, почти без обсуждения в зале Сената. Банки теперь могли свободно торговать дефолтными свопами безнаказанно.

Однако на этом история не закончилась. AIG, крупный поставщик дефолтных свопов, обратилась в Департамент страхования штата Нью-Йорк в 2000 году и спросил, будут ли дефолтные свопы регулироваться как страхование. В то время офисом руководил Нил Левин, бывший вице-президент Goldman Sachs, который отказался от регулирования свопов. Теперь, имея возможность андеррировать столько ценных бумаг, связанных с жильем, и покупать столько защиты от дефолта по кредитам, сколько он хотел, Goldman Sachs обезумел от жажды кредитования.

К пику жилищного бума в 2006 году Гольдманы проандеррировали обеспеченных ипотекой ценных бумаг на сумму $76.5 миллиардов, треть из которых были субстандартными (прим. Пестов: читай «мусорными и высокорискованными»), в основном институциональным инвесторам, таким как пенсионные фонды и страховые компании. И в этих массовых выпусках недвижимости были огромные болота дерьма.

Возьмём например один выпуск на $494 миллиона, GSAMP TRUST 2006-S3. Множество кредитов было взято заёмщиками, уже имевшими на тот момент кредит, и средняя доля их собственности в домах составляла 0,71%. Более того, 58% займов не были документированы как положено — ни имён заемщиков, ни адресов домов, только почтовые индексы. Тем не менее такие ведущие рейтинговые агенства как Moody′s и S&P, присвоили 93% выпуска инвестиционный рейтинг. Moody's прогнозировал, что наступление дефолта возможно по менее, чем 10% займов. В реальности уровень дефолтов достиг 18% в первые 18 месяцев!

При этом сами Гольдманы риску не подвергались. Банк мог брать все эти совершенно отвратительные ипотечные кредиты у фирм со статусом благородного гангстера, по типу Countrywide, и продавать их муниципалитетам с пенсионерами, всё время притворяясь, что это не мусор класса D. И когда банк занимался этим, он ещё открывал короткие позиции на том же рынке, по сути делая ставку против той хрени, которую он же и продавал.

Хуже того, Goldman хвастался этим публично. «Ипотечный сектор по-прежнему сталкивается с проблемами» — сообщал финансовый директор банка Дэвид Виниар в 2007 году. «В результате мы значительно уценили наши длинные позиции… Однако наша предвзятость к риску на этом рынке заключалась в том, чтобы быть короткими, и эта чистая короткая позиция была прибыльной». Другими словами, ипотечные кредиты, которые Гольдманы продавали, предназначались для лохов. Настоящие деньги были в ставках против этих самых закладных.

«Вот насколько дерзкие были эти ублюдки», — говорит один менеджер хедж-фонда. «По крайней мере, о других банках можно сказать, что они просто были тупыми — они верили тому, что продавали, это их и разрушило. А Гольдманы знали, что делают».

Я спрашиваю менеджера, как может быть так, что продажа чего-то клиентам, против которых вы на самом деле делаете ставку — особенно когда вы знаете больше о недостатках этих продуктов, чем клиент — не является мошенничеством с ценными бумагами. «Это точно мошенничество с ценными бумагами», — говорит он. «Это основа мошенничества с ценными бумагами».

В конце концов толпы обиженных инвесторов тоже осознали это. Практически повторив увлечение IPO в Интернете, Goldman Sachs столкнулся с волной судебных исков после краха жилищного пузыря. Многие обвиняли банк в сокрытии важной информации о качестве выданных им ипотечных кредитов.

Регуляторы штата Нью-Йорк подали в суд на Goldman и 25 других андеррайтеров за продажу пачек некачественных ипотечных кредитов Countrywide пенсионным фондам города и штата, которые потеряли на этих инвестициях до 100 миллионов долларов. Массачусетс также расследовал деятельность Goldman за аналогичные проступки, действуя от имени 714 держателей ипотечных кредитов, которые застряли с хищническими займами.

Однако Goldman снова остался практически безнаказанным и избежал судебного преследования, согласившись выплатить мизерную сумму в $60 млн — примерно столько же, сколько подразделение банка по выпуску CDO зарабатывало за полтора дня во время бума на рынке недвижимости.

Последствия жилищного пузыря хорошо известны. Он привёл к краху Bear Stearns, Lehman Brothers и AIG, чей токсичный портфель кредитных свопов в значительной степени состоял из страховки, которую банки, подобные Goldman, купили под свои собственные ипотечные портфели (прим. Пестов: не только «под», но ещё и «сверх»). Фактически, по меньшей мере $13 млрд из денег налогоплательщиков, выделенных AIG в рамках программы спасения, в конечном итоге достались Goldman.

То есть банк дважды нажился на жилищном пузыре: он надул инвесторов, купивших их CDO, и сделав ставки против своего же дерьмового продукта, а затем развернулся и надул налогоплательщиков, заставив их оплатить эти самые ставки.

И пока мир рушился вокруг банка, Goldman Sachs позаботился о том, чтобы в отделе компенсаций всё было в порядке. В 2006 году фонд заработной платы компании подскочил до $16.5 млрд — в среднем по $622,000 на сотрудника. Как объяснил представитель Гольдманов, «мы здесь очень много работаем».

Но лучшее было ещё впереди. В то время как крах жилищного пузыря заставил большую часть финансового мира бежать к окно или в тюрьму, Goldman смело удвоил свои усилия и почти в одиночку создал ещё один пузырь, о причастности которого мир до сих пор почти не знает.

К началу 2008 года финансовый сектор заметно лихорадило. В последние два с половиной десятилетия Уолл-стрит порождала один скандал за другим и в результате незапятнанных инвестиционных тем не осталось. «Junk bond», «IPO», «sub-prime mortgage» и другие, некогда популярные финансовые термины, теперь прочно ассоциировались в сознании общественности с мошенничеством; вскоре к ним должны были присоединиться термины «credit swaps» и «CDO».

Кредитные рынки находились в кризисе, а мантра, которая поддерживала фантастическую экономику в годы правления Буша — представление о том, что цены на жилье никогда не падают, — теперь была полностью разрушенным мифом. Всё это заставило Уолл-стрит искать новую парадигму для раздувания чуши.

Что делать? Учитывая непереносимость публики ко всему, что ассоциировалось с бумажными инвестициями, Улица незаметно переместила казино на рынок физических товаров — товаров, которые можно потрогать: кукурузу, кофе, какао, пшеницу и энергетические ресурсы, особенно нефть. Сочетание падения курса доллара, кредитного кризиса и краха жилья вызвало бегство в сырьевые товары. Прежде всего резко взлетели фьючерсы на нефть: цена одного барреля выросла с $60 в середине 2007 года до $147 к лету 2008.

Тем летом, когда президентская кампания разгоралась, общепринятое объяснение того, почему бензин достиг отметки в $4,11 за галлон, заключалось в том, что существует проблема с мировыми поставками нефти. В классическом примере того, как республиканцы и демократы реагируют на кризисы, вступая в ожесточенный обмен идиотскими заявлениями, Джон Маккейн настаивал на том, что отмена моратория на морское бурение будет очень полезна в краткосрочной перспективе, а Барак Обама в типичном стиле либерального яппи утверждал, что выходом из ситуации станут федеральные инвестиции в гибридные автомобили.

Но всё это было ложью. В то время как мировые запасы нефти истощаются, краткосрочный приток фактически увеличивается. За шесть месяцев до скачка цен, по данным Управления энергетической информации США, мировое предложение нефти выросло с 85.24 млн баррелей в день до 85.72 млн. За тот же период мировой спрос на нефть снизился с 86.82 млн баррелей в день до 86.07 млн. То есть краткосрочное предложение нефти росло, но ещё и спрос на неё падал, что с точки зрения классической экономики должно было привести к снижению цен на нефть.

Что же вызвало резкий скачок цен на нефть, попробуйте угадать? — Конечно же, помогли Гольдманы. Были и другие игроки на рынке физических товаров, но первопричина связана с поведением нескольких влиятельных лиц, решивших превратить некогда прочный рынок в спекулятивное казино. Goldman Sachs сделал это, убедив пенсионные фонды и других крупных институциональных инвесторов инвестировать в нефтяные фьючерсы — согласие купить нефть по определенной цене в фиксированную дату.

Этот толчок превратил нефть из физического товара, жестко зависящего от спроса и предложения, в то, на чём можно делать ставки, как на акциях. В период с 2003 по 2008 год объём спекулятивных денег в сырьевых товарах вырос с $13 млрд до $317 млрд, то есть на 2300%. К 2008 году баррель нефти торговался в среднем 27 раз, прежде чем он был фактически доставлен и потреблён.

Как и в предыдущих эпизодах со времён Великой депрессии существовал закон, специально предназначенный для предотвращения подобных ситуаций. Товарный рынок был создан в значительной степени для того, чтобы помочь фермерам: фермер, обеспокоенный будущим падением цен, мог заключить контракт на продажу своей кукурузы по определенной цене с последующей поставкой, что позволяло ему меньше беспокоиться о создании запасов своего урожая. Когда никто не покупал кукурузу, фермер мог продать её посреднику, известному как «традиционный спекулянт», который хранил зерно и продавал его позже, когда спрос на него возвращался. Таким образом, у фермера всегда был покупатель, даже когда рынок временно не нуждался в его урожае.

Однако в 1936 году Конгресс постановил, что спекулянтов на рынке не должно быть больше, чем реальных производителей и потребителей. В противном случае на цены влияло бы нечто иное, чем спрос и предложение, и возникли бы манипуляции с ценами. Новый закон наделил Комиссию по торговле товарными фьючерсами (CTFC) — тот самый орган, который позже потерпел неудачу в регулировании кредитных свопов, — полномочиями устанавливать ограничения на спекулятивные сделки с товарами. В результате надзора со стороны CFTC на товарных рынках более 50 лет царили мир и гармония.

Все изменилось в 1991 году, когда, без ведома большинства живущих на земле, дочерняя компания Goldman Sachs по торговле сырьевыми товарами J. Aron обратилась в CFTC и привела необычный аргумент. Гольдманы заявили, что фермеры с большими запасами кукурузы не единственные, кому нужно хеджировать свои риски против будущего падения цен. И мол, дилеры с Уолл-стрит, делающие большие ставки на нефть, также нуждаются в хеджировании своих рисков, ибо могут очень многое потерять.

Но это чушь собачья. Как вы помните, закон 1936 года, был специально разработан для того, чтобы сохранить различия между людьми, которые покупают и продают реальные материальные вещи, и людьми, торгующими только бумагами. Но CFTC, что удивительно, купилась на доводы Гольдманов и выдала банку свободный пропуск, названный «Bona Fide Hedging» (прим. Пестов: добросовестное хеджирование). Это позволило дочерней компании Goldman Sachs называть себя физическим хеджером и избежать практически всех ограничений, установленных для спекулянтов. В последующие годы комиссия без лишнего шума выдала 14 подобных исключений другим компаниям.

Теперь Goldman и другие банки могли свободно привлекать всё больше инвесторов на товарные рынки, позволяя спекулянтам делать всё более крупные ставки. Это письмо Гольдманов 1991 года непосредственно привело к нефтяному пузырю в 2008 году, когда количество спекулянтов на рынке, подталкиваемых страхом перед падением доллара и крахом жилья, превысило количество реальных поставщиков и потребителей.

По словам сотрудника Конгресса, изучавшего цифры, к 2008 году как минимум три четверти активности на товарных биржах были спекулятивными, и это, скорее всего, консервативная оценка. К середине прошлого лета, несмотря на рост предложения и падение спроса, мы платили по $4 доллара за галлон.

Самое необычное то, что письмо от Гольдманов, как и большинство других торговых исключений, было передано в той или иной степени тайно. «Я был главой отдела торговли и рынков, а Бруксли Борн — председателем CFTC» — говорит Гринбергер, «и никто из нас не знал о существовании этого письма». И в самом деле о письмах стало известно только благодаря случайности. В прошлом году сотрудник комитета по энергетике и торговле Палаты представителей оказался на брифинге, когда чиновники из CFTC вскользь упомянули об исключениях.

«Я был приглашен на брифинг, который проводила комиссия по энергетике» — вспоминает сотрудник. «И вдруг в середине брифинга они начали говорить: "Да, мы выпускаем эти письма уже несколько лет". Я поднял руку и сказал: "Правда? Вы выпустили письмо? Могу я его увидеть? А они такие: "Да, да". Мы ходили туда-сюда и наконец они сказали: "Мы должны согласовать это с Goldman Sachs". Я говорю: "Что значит, вы должны согласовать это с Goldman Sachs?"».

CFTC сослалась на правило, которое запрещает ей раскрывать любую информацию о текущей позиции компании на рынке. Но запрос сотрудника касался письма, которое было выпущено 17 лет назад. Оно уже не имело никакого отношения к текущей позиции Goldman. Более того, раздел 7 закона о сырьевых товарах 1936 года даёт Конгрессу право на любую информацию, которую он хочет получить от комиссии. Короче, это классический пример того, насколько плотно Goldman Sachs проник правительство — CFTC ждала разрешение от банка, прежде чем передать письмо.

Вооружившись полусекретным правительственным разрешением, Гольдманы стали главными конструкторами гигантского салона для ставок на сырьевые товары. Их Goldman Sachs Commodities Index, который отслеживает цены 24 основных сырьевых товаров, но в большей степени ориентирован на нефть, стал местом, где пенсионные фонды, страховые компании и другие институциональные инвесторы могли делать крупные долгосрочные ставки на сырьевые товары.

Всё это было хорошо, за исключением пары моментов. Индексные спекулянты в основном делают ставки на длинные позиции и крайне редко или даже никогда не занимают короткие позиции. Это означает, что они делают ставки только на рост цен. Такое поведение хорошо для фондового рынка, но оно ужасно для сырьевых товаров, поскольку постоянно заставляет цены расти.

«Если бы индексные спекулянты занимали короткие позиции так же, как и длинные, то они бы толкали цены как вверх, так и вниз» — говорит Майкл Мастерс, менеджер хедж-фонда, который помог разоблачить роль инвестиционных банков в манипулировании ценами на нефть. «Однако они толкают цены только в одном направлении — вверх».

Положение дел усугублялось ещё и тем, что сам Goldman Sachs всеми силами поддерживал стремительный рост цен на топливо. В начале 2008 года аналитик банка Арджун Мурти, которого газета The New York Times назвала «нефтяным оракулом», предсказал «суперскачок» цен на нефть, прогнозируя рост до $200 за баррель. В то время Goldman активно инвестировал в нефть через свою дочернюю компанию J. Aron, занимающуюся торговлей сырьевыми товарами. Также банк владел долей в крупном нефтеперерабатывающем заводе в Канзасе, где хранилась нефть, которую он покупал и продавал.

Несмотря на то, что предложение нефти шло в ногу со спросом, Мурти постоянно предупреждал о перебоях в мировом снабжении, не забывая рассказывать о двух своих гибридных автомобилях. Причиной высоких цен банк называл свинство американского потребителя. В 2005 году аналитики Goldman Sachs утверждали, что мы не узнаем, когда упадут цены на нефть, пока не будет знать, «когда американские потребители перестанут покупать пожирающие топливо внедорожники и перейдут на более экономичные альтернативы».

Однако росту цен способствовало не потребление реальной нефти, а торговля бумажной. К лету 2008 года спекулянты на сырьевых рынках накопили достаточное количество нефтяных фьючерсов, чтобы заполнить 1.1 миллиарда баррелей сырой нефти. Они владели большим количеством будущей нефти на бумаге, чем реальной, хранящейся во всех коммерческих резервуарах страны и стратегическом нефтяном резерве вместе взятых. Это было повторением периода доткомов и жилищного пузыря, когда Уолл-стрит увеличивала сегодняшние прибыли, продавая лохам акции вымышленного фантастического будущего с бесконечно растущими ценами.

В уже до боли знакомой ситуации летом 2008 года «арбуз» из нефти и сырьевых товаров сильно ударилась об асфальт, что привело к массовой потере богатства. Цена за баррель упала со $147 до $33. И снова в числе проигравших оказались обычные люди. Пенсионеры, чьи фонды инвестировали в это дерьмо, были уничтожены: пенсионная система государственных служащих Калифорнии имела $1.1 млрд в сырьевых товарах, когда произошёл крах.

И ущерб был нанесён не только нефтью. Взлёт цен на продовольствие, вызванный сырьевым пузырём, привел к катастрофам по всей планете, заставив голодать около 100 миллионов человек и вызвав продовольственные бунты в странах третьего мира.

Сейчас цены на нефть снова растут: в мае они выросли на 20%, а в этом году почти удвоились. И снова проблема не в спросе или предложении. «Сейчас самый высокий уровень предложения нефти за последние 20 лет» — говорит представитель Барт Ступак, демократ из Мичигана, который входит в комитет по энергетике Палаты представителей. «Спрос находится на 10-летнем минимуме. И всё же цены растут».

На вопрос о том, почему политики продолжают твердить о таких вещах, как бурение скважин или гибридные автомобили, в то время как спрос и предложение не имеют никакого отношения к высоким ценам, Ступак качает головой. «Я думаю, они просто не очень хорошо понимают суть проблемы» — говорит он. «Вы не можете объяснить её за 30 секунд, поэтому политики игнорируют проблему».

После того, как прошлой осенью рухнул нефтяной пузырь, не было нового пузыря, который бы поддержал ситуацию. На этот раз деньги, похоже, действительно исчезли, как после всемирной депрессии. Поэтому финансовое сафари переместилось в другое место и крупная дичь стала единственным оставшимся источником тупого, неохраняемого капитала, которым можно питаться — деньгами налогоплательщиков. Здесь, во время крупнейшей государственной финансовой помощи в истории, Goldman Sachs действительно начал демонстрировать свои мускулы.

Всё началось в сентябре прошлого года, когда министр финансов Полсон принял ряд судьбоносных решений. За несколько месяцев до краха ипотечного рынка он уже организовал спасение инвестбанка Bear Stearns и квазичастных кредиторов Fannie Mae с Freddie Mac, однако Полсон позволил Lehman Brothers — одному из последних реальных конкурентов Goldman — рухнуть без вмешательства.

А на следующий же день Полсон дал добро на масштабное спасение AIG стоимостью $85 млрд, которая быстро оправилась и выплатила $13 млрд, причитавшихся Goldman. Благодаря усилиям по спасению, инвестбанк в итоге получил полную компенсацию по своим ставкам. В отличие от него, пенсионеры-автомобилисты, ожидающие спасения Chrysler, получат лишь 50 центов за каждый доллар, который им причитается.

Сразу же после спасения AIG Полсон объявил о федеральной программе спасения финансовой индустрии — масштабный план на $700 млрд под названием Troubled Asset Relief Program (TARP) — и назначил доселе неизвестного 35-летнего банкира Goldman по имени Нил Кашкари ответственным за управление средствами. Для того чтобы получить право на выделенные правительством средства, Goldman Sachs объявил о трансформации из инвестиционного банка в банковскую холдинговую компанию.

Это позволило ему получить доступ не только к $10 млрд из средств TARP, но и к целой плеяде менее заметных, поддерживаемых государством источников финансирования — в первую очередь, к льготным кредитам от Федеральной резервной системы. К концу марта ФРС предоставит или гарантирует не менее $8.7 трлн в рамках ряда новых программ спасения. А благодаря неясному закону, позволяющему ФРС блокировать большинство аудиторских проверок Конгресса, суммы и получатели денег остаются почти полностью секретными.

Преобразование в банковскую холдинговую компанию имело и другие преимущества. Основным надзорным органом Goldman стал ФРБ Нью-Йорка, председателем которого на момент объявления о преобразовании был Стивен Фридман, бывший сопредседатель Goldman Sachs. Фридман технически нарушал политику ФРС, оставаясь в совете директоров Goldman, даже когда он якобы регулировал деятельность банка; чтобы исправить проблему, он подал заявление и получил от правительства документ, освобождающий его от ответственности за конфликт интересов.

Фридман также должен был избавиться от своих акций Goldman после того, как Goldman стал банковской холдинговой компанией, но благодаря тому самому документу ему было разрешено купить ещё 52 000 акций его старого банка, в результате чего он стал богаче на $3 млн. Фридман ушёл в отставку в мае, но человек, который теперь отвечает за надзор над Goldman — президент ФРБ Нью-Йорка Уильям Дадли — ещё один бывший сотрудник Goldman.

Общий смысл всего этого — спасение AIG, быстрое одобрение изменения юридического статуса банка, средства TARP — заключается в том, что когда дело касается Goldman Sachs, свободного рынка вообще не существует. Правительство может позволить умереть другим игрокам, но оно просто не допустит краха Goldman ни при каких обстоятельствах. Его превесходство на рынке внезапно стало открытой декларацией высшей привилегии. «В прошлом это было неявное преимущество» — говорит Саймон Джонсон, профессор экономики Массачусетского технологического института и бывший сотрудник МВФ, который сравнивает программу спасения с кумовским капитализмом, похожим на то, что он видел в странах третьего мира. «Теперь это скорее явное преимущество».

(Прим. Пестов: на этом месте должно быть три очень скучных абзаца про квартальную отчётность и бонусы с очень большим количеством непрофессиональных допущений от автора, которые я не захотел переводить.)

А вот настоящий прикол. После того, как инвестбанк сыграл непосредственную роль в четырех исторических пузырях, после того, как он помог $5 триллионам исчезнуть с биржи NASDAQ, после того, как он заложил тысячи токсичных ипотечных кредитов пенсионерам и муниципалитетам, после того, как он помог задрать цены на бензин до $4 за галлон и заставить 100 миллионов человек по всему миру голодать, после того, как он получил десятки миллиардов долларов налогоплательщиков через серию государственных дотаций, курируемых его бывшим генеральным директором, что Goldman Sachs вернул народу США в 2008 году?

Четырнадцать миллионов долларов.

Именно столько налогов компания заплатила в 2008 году. Заметьте, что эффективная налоговая ставка составила ровно один процент. В том же году банк выплатил $10 млрд на зарплаты и получил чистую прибыль более $2 млрд. Goldman Sachs заплатил в казну менее трети от того, что он перечислил генеральному директору Ллойду Бланкфейну, который заработал $42.9 млн в прошлом году.

Как такое возможно? Согласно годовому отчёту Goldman, низкие налоги во многом объясняются изменениями в географической структуре доходов банка. Другими словами, банк переместил свои деньги таким образом, что большая часть его доходов оказалась в зарубежных странах с низкими налоговыми ставками.

Благодаря нашей полностью испорченной системе корпоративного налогообложения такие компании как Goldman могут переводить свои доходы в офшоры и откладывать налоговые платежи на неопределённый срок, даже если они требуют вычетов с того же самого необлагаемого налогом дохода.

Именно поэтому любая корпорация, имеющая хотя бы одного трезвого бухгалтера, может найти способ обнулить свои налоги. Отчёт GAO, по сути, показал, что в период с 1998 по 2005 год примерно две трети всех корпораций, работающих в США, вообще не платили налогов.

Это должно было вызывать возмущение на уровне разьярённой толпы с вилами, но почему-то, когда Goldman Sachs после правительственной поддержки обновил свой налоговый профиль, никто не сказал ни слова. Одним из немногих, кто обратил на это внимание был демократ из Техаса Ллойд Доггетт, который входит в состав Комитета по путям и средствам Палаты представителей. «С протянутой правой рукой, выпрашивающей деньги на спасение, левая прячет их в офшорах» — сказал он.

Перенесёмся в сегодняшний день. В начале июня в Вашингтоне, округ Колумбия, Барак Обама, популярный молодой политик, крупным спонсором президенсткой кампании которого был Goldman Sachs, сидит в Белом доме. Беспрепятственно пройдя по заминированному политическому полю эпохи «бэилаута», Goldman снова вернулся к своему старому бизнесу — выискиванию лазеек на новом рынке, созданном правительством с помощью нового набора выпускников, занимающих ключевые государственные должности.

Хэнк Полсон и Нил Кашкари ушли. Их места заняли глава казначейства Марк Паттерсон и глава CFTC Гэри Генслер, оба бывшие сотрудники Goldman. Вместо кредитных деривативов, нефтяных фьючерсов или ипотечных CDO, новой игрой на Уолл-стрит и следующим пузырем становятся углеродные кредиты — бурно развивающийся рынок на триллион долларов, который еще даже не существует, но будет существовать, если Демократическая партия сумеет протолкнуть в жизнь новый революционный товарный пузырь, замаскированный под экологический план, под названием «cap-and-trade» (прим Пестов. торговля эмиссионными квотами).

Новый рынок углеродных кредитов — это виртуальное повторение казино на сырьевом рынке, которое было любезно предоставлено Гольдманами. Только на этот раз есть ещё одно приятное новшество: если план будет реализован так, как ожидается, то рост цен будет санкционирован правительством и Гольдманам даже не придется подтасовывать игру. Всё уже выстроено заранее.

Вот как это работает: если законопроект будет принят, то для угольных станций, коммунальных предприятий, дистрибьюторов природного газа и многих других отраслей промышленности будут установлены ограничения на количество выбросов углекислого газа (он же парниковый газ), которое они могут производить в год.

Если компании превысят установленный лимит, они смогут купить ассигнования или кредиты у других компаний, которым удалось произвести меньшее количество выбросов. По консервативным оценкам президента Обамы, за первые семь лет на аукционе будет продано углеродных кредитов на сумму около $646 млрд. А один из его главных помощников по экономике предполагает, что реальная цифра может быть вдвое или даже втрое больше.

Особенность этого плана заключается в том, что правительство будет постоянно снижать лимит на выбросы углерода из-за чего углеродные кредиты будут становиться все более и более дефицитными с каждым годом. То есть появится совершенно новый сырьевой рынок, где основной товар гарантированно будет расти в цене с течением времени. И объём этого нового рынка будет превышать триллион долларов в год. Для сравнения, совокупный годовой доход всех поставщиков электроэнергии в США составляет $320 млрд.

Гольдманы жаждут утверждения этого законопроекта. План состоит в том, чтобы (1) оказаться на первом этаже законодательства, меняющего парадигму, (2) убедиться, что они являются прибыльной частью этой парадигмы, и (3) убедиться, что эта часть будет большой. Goldman уже давно начал усиленно продвигать идею ограничения торговли, но в прошлом году компания потратила $3.5 млн на лоббирование вопросов климата. И одним из их лоббистов был не кто иной, как Паттерсон — ныне глава казначейства.

Ещё в 2005 году, когда Хэнк Полсон был главой Goldman Sachs, он лично помогал составлять экологическую политику банка — документ, который содержит весьма неожиданные элементы для компании, которая во всех других областях последовательно выступает против любого вида государственного регулирования. В докладе Полсона утверждалось, что одними «добровольными действиями проблему изменения климата не решить».

Несколько лет спустя руководитель отдела углеродных выбросов банка Кен Ньюкомб настаивал на том, что одной торговли квотами будет недостаточно для решения климатической проблемы и призывал к увеличению государственных инвестиций на исследования в данной области. Это удобно, учитывая, что Goldman сделал ранние инвестиции в ветроэнергетику (он купил дочернюю компанию Horizon Wind Energy), возобновляемое дизельное топливо (он является инвестором фирмы Changing World Technologies) и солнечную энергетику (он сотрудничал с BP Solar). Все эти сделки будут процветать, если правительство заставит производителей энергии использовать более чистую энергию. Как сказал Полсон в то время: «Мы делаем эти инвестиции не для того, чтобы терять деньги».

Банк владеет 10-процентной долей в Chicago Climate Exchange, где будут торговаться углеродные квоты. Кроме того, Goldman владеет миноритарной долей в Blue Source — фирме из штата Юта, которая продает эти квоты. Лауреат Нобелевской премии Эл Гор, который принимает самое непосредственное участие в развитии «cap-and-trade», основал компанию под названием Generation Investment Management вместе с тремя бывшими крупными специалистами из Goldman Sachs Asset Management — Дэвидом Бладом, Марком Фергюсоном и Питером Харрисом.

Их бизнес — инвестиции в углеродные компенсации. Существует также Green Growth Fund с капиталом в $500 млн, созданный гольдманитом для инвестиций в зелёные технологии. Список на этом не заканчивается. Goldman Sachs снова впереди заголовков и сидит в ожидании, когда дождь из денег начнётся в нужном месте. Будет ли этот рынок больше, чем рынок энергетических фьючерсов? «О, он будет его превосходить» — говорит бывший сотрудник комитета по энергетике Палаты представителей.

Ну, скажете вы, и что с того? Если «cap-and-trade» реализуется, разве мы все не будем спасены от катастрофы глобального потепления? Возможно, но система торговли эмиссионными квотами, как её представляет себе Goldman на самом деле является просто налогом на выбросы углекислого газа. Причём этот налог структурирован таким образом, что доходы будут собирать частные лица.

Вместо того, чтобы просто ввести фиксированный государственный налог на загрязнение окружающей среды углеродом и заставить нечистых на руку производителей энергии платить за то, что они делают, «cap-and-trade» позволит небольшому племени алчных как чёрт свиней с Уолл-стрит превратить ещё один товарный рынок в частную схему сбора налогов. Это хуже, чем спасение — это позволяет банку конфисковать деньги налогоплательщиков ещё до того, как они будут собраны государством.

«Если это будет налог, я бы предпочёл, чтобы его устанавливал и собирал Вашингтон» — говорит Майкл Мастерс, директор хедж-фонда, выступавший против спекуляций нефтяными фьючерсами. «Но мы говорим о том, что Уолл-стрит может устанавливать налог и собирать его тоже будет Уолл-стрит. Это последнее, чего я хочу в мире. Это просто чудовищно».

Торговля эмиссионными квотами начнётся. А если и не начнётся, то появится нечто подобное. Мораль та же, что и для всех других пузырей, которые Goldman Sachs раздувал с 1929 по 2009 год. Почти в каждом случае тот же самый банк, который вёл себя безрассудно в течение многих лет и утяжелял систему токсичными активами, не добился ничего, кроме огромных бонусов для своих боссов. И этот банк был вознаграждён горами практически бесплатных денег и правительственными гарантиями, а реальные жертвы этих катастроф, обычные налогоплательщики, оплачивали последствия его инициатив.

Не просто принять реальность того, что мы теперь регулярно позволяем этим людям оставаться безнаказанными. Существует своего рода коллективное отрицание и оно включается когда страна проходит через то, через что Америка прошла в последнее время, когда народ теряет столько престижа и статуса, сколько мы потеряли за последние несколько лет. Вы не можете по-настоящему осознать тот факт, что вы больше не являетесь гражданином процветающей демократии первого мира, что вас больше не грабят средь бела дня, ибо вы, подобно ампутанту, всё ещё чувствуете то, чего больше нет.

Но это так. Это мир, в котором мы живём сейчас. И в этом мире одни из нас вынуждены играть по правилам, а другие получают записку от директора, освобождающую их от домашних заданий до конца жизни, плюс 10 миллиардов бесплатных долларов в бумажном пакете. Это бандитское государство, функционирующее на бандитское экономике. И даже ценам больше нельзя доверять, ибо в каждом долларе, который вы платите, есть скрытые налоги. Вероятно, мы не можем остановить это, но мы должны хотя бы знать, куда всё это движется.

Эта статья первоначально появилась в журнале Rolling Stone за 9-23 июля 2009 года.

Из-за громких эпитетов и постоянно нагнетающего стиля повествования некоторым может показаться, что Мэтт Тайбби — это очередной тенденциозный журналист, но в 2009 году его расследование прогремело во всей англоязычной медиасфере, а даденую им корпоративную кличку «кальмар-вампир» по сей день используют журналисты Wall Street Journal, Financial Times, Business Insider, New York Times и множества других именитых изданий.

С годами эта статья, как хорошее вино, стала только лучше. Изучая хронологию всех перечисленных событий сегодня, мы способны раглядеть гораздо больше деталей. Ведь с тех пор повсплывало ещё множество фактов: результаты затянувшихся судебных разбирательств, разоблачения бывших сотрудников банка, подробности о роли Goldman Sachs в Греческом долговом кризисе и прочее. Но выводы автора остаются незыблимыми. Жаль лишь то, что у толпы слишком короткая память.