Издательство Individuum перевело книгу на русский с помощью машинного перевода: фрагмент до и после редактуры человеком
«Яндекс.Переводчик» справился с 352 страницами меньше чем за минуту. Но говорить о замене человека машиной рано: текст всё равно пришлось редактировать, а издатели пока не сильно доверяют машинным переводчикам.
В российском издательстве Individuum вышла книга «Будущее без работы. Технологии, автоматизация и стоит ли их бояться» экономиста Дэниела Сасскинда. Текст с английского языка на русский перевели с помощью машинного перевода: алгоритм «Яндекс.Переводчика» адаптировал 650 тысяч знаков за 40 секунд, рассказали vc.ru в издательстве.
Алгоритм отлично справился с синтаксисом оригинала, практически не ошибся в словоприменении и проделал работу, на которую у человека бы ушли месяцы, меньше чем за минуту.
Как и в случае с переводчиком-человеком, над текстом как обычно поработал редактор, но в этот раз мы оставили неотредактированные фрагменты в тексте, чтобы читатель мог сам составить впечатление о сегодняшнем уровне развития технологий — и попытаться представить, каких высот они достигнут в ближайшем будущем.
Дэниел Сасскинд — экономист из Оксфордского университета. В книге он развенчивает заблуждения о скорой «замене человека роботом» из-за развития искусственного интеллекта, которому уже передают часть задач.
Как книгу перевёл машинный переводчик
Слово "политика" иногда используется в узком смысле, обозначая только суету политиков и принятие решений государством. Именно этот смысл имели в виду критики политической власти "Стандард Ойл".
Но политика, если ее правильно понимать, - это нечто гораздо большее. Речь идет о том, как мы живем вместе в обществе, о всех различных силах – а не только о людях и институтах традиционного политического процесса, – которые формируют нашу коллективную жизнь. Вот почему, когда мы называем что-то политическим, мы также имеем в виду, что это очень важно.
Например, женское освободительное движение 1970-х годов очень хорошо это понимало. Они боролись за то, чтобы мир проснулся и увидел, что личная часть нашей жизни – секс и отношения, уход за детьми и работа по дому, мода и развлечения – действительно имеет значение, что "личное-это политика". И в этом духе Джейми Саскинд пишет, что в наши дни "цифровые технологии-это политика".
В будущем большие технологии станут еще более политически мощными в этом более широком смысле. Как описано в будущей политике, эти компании будут устанавливать пределы свободы – например, подумайте о машине без водителя, которая не может двигаться выше определенной скорости.
Они будут формировать будущее демократии-подумайте об электорате, воспитанном на политических фактах, курируемых в соответствии с их личными вкусами и обслуживаемых алгоритмами. И они будут определять вопросы социальной справедливости-подумайте о ком-то, кто находит их просьбу о финансовом кредите или медицинском лечении отклоненной на основании личных данных, которые они никогда не соглашались отдать.
В двадцатом веке наша главная забота была связана с экономической мощью крупных компаний. Но в XXI веке нам все чаще придется беспокоиться и об этой политической силе. Новые технологии могут начаться на рынке, с продуктов, за которые люди с удовольствием платят и используют их в личных целях. Но их последствия будут просачиваться наружу и формировать нашу общую жизнь как политических существ тоже.
В прошлом на вопросы свободы, демократии и социальной справедливости отвечали Мы, как граждане, и наши политические представители, живущие вместе в гражданском обществе. В будущем, если мы не будем действовать, эти решения будут все чаще приниматься инженерами, выполняющими свою работу вне поля зрения крупных технологических компаний.
Короче говоря, угроза заключается в "приватизации" нашей политической жизни.
Этот же отрывок после того, как его отредактировал человек
Слово «политика» иногда используется в узком смысле, обозначая только деятельность политиков и процесс принятия решений государством. Именно это имели в виду критики политической власти Standard Oil.
Но при правильном понимании политика представляет собой нечто гораздо большее. Речь идет о том, как мы живем вместе в обществе, о всех различных силах, — а не только о людях и институтах традиционного политического процесса, — формирующих нашу коллективную жизнь. Вот почему, называя что-то политическим, мы подразумеваем, что речь идет о чем-то очень важном.
Например, это прекрасно понимали участницы движения 1970‑х годов за права женщин, которое боролось за то, чтобы мир увидел, что наша личная жизнь — секс и отношения, уход за детьми и работа по дому, мода и развлечения — действительно имеет значение, что «личное — это политика». С тем же посылом Джейми Сасскинд пишет, что в наши дни «цифровые технологии — это политика».
В будущем большие технологические компании приобретут еще больше политической власти в этом широком смысле. Как описано в «Политике будущего», эти компании будут устанавливать пределы свободы — здесь можно вспомнить о машине без водителя, которая не может двигаться выше определенной скорости.
Они будут формировать будущее демократии — подумайте об электорате, воспитанном на политических фактах, курируемых в соответствии с их личными вкусами и обслуживаемых алгоритмами. И они будут определять вопросы социальной справедливости — подумайте о человеке, чей запрос о финансовом кредите или медицинском лечении отклоняется на основании личных данных, которые он никогда не соглашался передавать.
В ХХ веке больше всего опасений вызывала экономическая мощь крупных компаний. Но в XXI веке нам придется беспокоиться и об их политической силе. Новые технологии могут появляться на рынке в виде продуктов, которые люди с удовольствием покупают и используют в личных целях. Но их последствия будут просачиваться наружу и формировать нашу общую жизнь как политических существ.
В прошлом на вопросы свободы, демократии и социальной справедливости давали ответ граждане и политические представители — все мы жили вместе в гражданском обществе. В будущем, если мы будем бездействовать, эти решения будут все чаще приниматься инженерами крупных технологических компаний, выполняющих свою работу без какого-либо контроля.
Короче говоря, угроза заключается в «приватизации» нашей политической жизни.
Джейми Сасскинд — брат Дэниела Сасскинда, юрист, политический теоретик, автор книги «Политика будущего».
Главный редактор Individuum предположил, что из-за развития технологий в ближайшие годы рынок книжных переводов «ждёт серьёзный передел». Но касается это пока только нон-фикшна.
Мы подходим к неизбежным бинарным оппозициям — хорошо это или плохо, что работу переводчика нон-фикшна в ближайшие годы на себя возьмут нейросети? С художественной литературой придётся ещё подождать.
Я считаю, что это безусловное благо. Не про всю грядущую автоматизацию можно утверждать с такой уверенностью. По Сасскинду, такое использование новых технологий можно считать образцовым примером дополняющего труда машин — ведь потребность в человеке не исчезнет. Переводчик станет редактором машинного перевода, оставляя всю чёрную работу алгоритму, который, впрочем, с английским синтаксисом — слабым местом многих переводных книг — справляется просто блестяще.
Это позволит выполнять её быстрее и, в конечном итоге, зарабатывать за себя и за того парня и больше заниматься художественной литературой, развивающей совершенно иные профессиональные качества. Стоимость машинного перевода в 250 раз ниже услуг квалифицированного специалиста и мы уж точно не планируем урезать доходы компетентных людей.
А с другой стороны, это выкинет с рынка бездарных бракоделов, неспособных переводить лучше, чем «Яндекс.Переводчик» — и, честно говоря, этому я могу только обрадоваться: есть много вариантов чем заняться, кроме порчи чужих книг.
Благодаря использованию нейросетей машинный перевод в последние годы действительно стал лучше справляться с переводом литературных текстов, считают исследователи из компании AppTek, которая разрабатывает технологии понимания человеческой речи и машинного перевода.
Несмотря на это, книжные издатели пока вряд ли готовы доверить машинному переводу с использованием нейросетей адаптацию литературы, заключили в AppTek. Пока нейронный машинный перевод можно использовать как инструмент дополнительного контроля качества перевода, который поможет заметить ошибки в адаптированном тексте.
Редактор Individuum забывает про обратную зависимость развития машин и человеческих навыков. Высококвалифицированным профессионалам, которые будут править машинные переводы при такой картине мира неоткуда взяться.
Это уже видно по тем халатным переводчикам, которые через гугл все пропускают. Они не оттачивают навыки на постоянной рутинной работе, которая может занимать 90%. На оставшиеся 10% приходятся как раз самые сложные моменты, к которым они оказываются не готовы.
Этот парадокс давно изучен и рассмотрен на примере гражданской авиации.
Что касается конкретно выпуска данной книги, то эксперимент крутой — в результате перевода и редактуры книга обрела дополнительный смысл и метасодержание. Мое уважение.
Значит ли это, что качество продукта, который выпускается нейросетями и требует человеческой корректировки, будет улучшаться ровно до уровня квалификации этих низкоквалифицированных профессионалов? То есть, специалисты высокого уровня, деградируя, встретятся с сетками где-то на уровне качества посередине между уровнем условного Google.Translate старого образца и текущим уровнем хороших переводчиков? И тогда, кстати, сетки просто не на чем и некому будет обучать.
Side-by-side сравнение для тех, кому интересно
Агентства уже несколько лет пользуются более серьезными обученными системами перевода, потом слегка правят. Люди переводят медицину и сложную документацию
Мне кажется или вариант автопереводчика читабельнее?
На моей практике яндекс.переводчик справляется хуже
После этой прекрасной статьи пользуюсь DeepL в качестве переводчика. Нравится больше переводчиков Гугла и Яндекса.