Обри Бёрдслей: декадент или гений-провокатор поздней Викторианской эпохи?
Обри Бёрдслей (1872 — 1898) прожил короткую жизнь. Согласно высказыванию Оскара Уайльда, которое больше наполнено поэтической правдой, чем научной точностью, он скончался в «возрасте цветка», причем этот цветок был в полном расцвете своих сил. Бёрдслей достиг пика в различных аспектах своей жизни: он был признан самым талантливым художником-иллюстратором своего времени и создал множество уникальных и значимых произведений. Страдая с детства туберкулезом, Обри осознавал, что его время ограничено. Это осознание не привело к тому, что он сдался раньше времени или испытал гнев: наоборот, это мотивировало его двигаться вперед. В этом пламени он сиял особым светом и энергией.
Мастерство ухода из жизни – задача непростая, особенно когда за спиной оставлено наследие в искусстве. Проживи слишком много лет, и твоя слава может быть запятнана устаревшими взглядами или не столь удачными поздними творениями. Уйди слишком рано, и могут сказать, что все лучшее еще было впереди. Обри Бёрдслей чуть не попал в число последних. В некотором смысле, его произведения могли бы рассматриваться как юношеские эксперименты, подходящие разве что для гипотетических размышлений о том, что могло бы быть. Однако его короткая, но яркая карьера на самом деле указывает на один из путей освоения искусства ухода: творить стремительно, умереть молодым и задать эстетический канон десятилетия.
Жизнь и смерть художника пришлись на особый период в истории Великобритании и искусства, время заката викторианской эры, ознаменованное революциями в гендерной и сексуальной политике, а также визуальной эстетике. Гениальность Бёрдслея вспыхнула неожиданно, словно молния, и оставалась с ним навсегда. Его карьерный путь – от зарождающегося таланта, первых успехов и абсолютной уверенности в себе до признания сложности, игнорирования коммерческих интересов и достижения мастерства в более поздних работах – напоминает истории многих художников, чей жизненный путь был в три раза длиннее его собственного.
Обри Бёрдслей предпочитал работать с бумагой, чернилами и карандашом. Его выдающиеся творения выполнены в черно-белой цветовой палитре, вызывая полярные реакции аудитории. Он сталкивался как с восхищением, так и с яростной критикой, что касалось не только его творчества, но и личности. Худощавый, модник, измученный болезнью, он стал живым отражением своего искусства – порочного, но изящного. Эта удивительная связь постоянно обсуждалась в прессе и была безусловно принята публикой, которая возносила его на тот пьедестал славы (или позора), который обычно предназначался для звезд популярного искусства. В конце 1890-х годов на мгновение казалось, что Бёрдслей является воплощением духа конца века.
Больше уникальных материалов - в нашем телеграме
Всего за шесть лет работы Бёрдслей создал более тысячи произведений искусства и был назван «самой сутью декадентского fin de siècle» за нарушение как социальных, так и эстетических норм. Он не был снобом, когда речь заходила о принимаемых им заказах: художник использовал свой талант для рождественских открыток и рекламных плакатов, а также для обложек книг и роскошных иллюстрированных изданий. Развитие печатных технологий, особенно фотогравюры, позволило распространять эти изображения с высокой скоростью и по низкой цене. От галерей до витрин магазинов отличительный стиль Бёрдслей на короткое время заполонил Лондон. Это паразитическое качество, однако, было и большой силой Бёрдслея. Оно позволило его эстетике захватить все, чего она касалась, и тем самым определить «период». Его изображения печатались в художественных журналах от Испании до России; его влияние распространялось на Пабло Пикассо, Пауля Клее и Василия Кандинского. Даже мода на пародии на Бёрдслея говорила о влиянии художника.
Цены на книги имели для Бёрдслея огромное значение. Он был ненасытным читателем со склонностью к коллекционированию, но, в отличие от многих эстетов викторианской эпохи, не родился в богатстве. Мать художника происходила из обремененной долгами ветви знаменитого семейства Питтов, а отец потерял свое скромное наследство в результате судебного разбирательства вскоре после вступления в брак. Бёрдслей рос, зная, что ему придется самому зарабатывать себе на жизнь, но в семь лет у него обнаружили туберкулез, что сделало многие профессии невозможными. До конца жизни он периодически оказывался в постели из-за вспышек болезни.
Вскоре Бёрдслей перешел к чтению непристойных якобинских драм и французских романов об адюльтере, рисуя по ходу дела, и часто подумывал о том, чтобы заняться писательской деятельностью. Однако изобразительное искусство оказалось более доходным. После окончания гимназии Бёрдслей подрабатывал в страховой компании, пока в 1892 году не получил свой первый настоящий успех: контракт с издателем Дж. М. Дентом на иллюстрирование роскошного издания рыцарского романа сэра Томаса Мэлори «Смерть Артура». Бёрдслей потребовалось два года, чтобы завершить этот проект, который стал капсулой его меняющейся техники. Вначале он был ближе к традиции прерафаэлитов, изображая средневековое царство идеализированных дам и пышных деталей. Но постепенно стало заметно влияние японизма и континентальных символистов, таких как Одилон Редон. Плоскости сплющивались, появлялись развратные сатиры, гирлянды полей обрастали чувственными плодами. Эти трансгрессии были столь же формальными, сколь и сексуальными. Более смелые, темные и стилизованные рисунки превращали фантазию в фантасмагорию.
Хотя иллюстрации Бёрдслея перекликаются с ранними версиями знаменитой артурианской легенды Мэлори, его рисунки узнаваемо сложные, провокационные и декадентские. На его стиль повлияли как работы прерафаэлитов, так и японская ксилография. Хотя некоторые критики интерпретировали отход Бёрдслея от традиционной визуальной интерпретации текста как свидетельство того, что он на самом деле не читал поэму, другие предположили, что рисунки художника — это ответ на сложную викторианскую попытку принять рыцарские тропы в качестве эмблемы социальной целостности. Такой взгляд на рисунки художника как на сложное средневековье позволяет предположить, что в своем стиле модерн Бёрдслей намекает на то, что институт рыцарства не является — или, возможно, не должен являться — викторианским идеалом.
Больше уникальных материалов - в нашем телеграме
Некоторые современники утверждали, что Обри начинал с кляксы на бумаге, размазывая чернила до того момента, когда появляется «нечто», на деле художник никогда не приступал к чернилам без предварительной подготовки. Вместо этого, основываясь на записях Росса и сохранившихся эскизах, Бёрдслей всегда начинал с карандашных набросков. Сестра художника Мэйбл свидетельствовала, что даже перед тем, как взять в руки карандаш, ее брат мог целыми днями размышлять над идеей, выстраивая композицию в своем воображении. Затем он очерчивал рамку и заполнял ее сложными спиралями и изгибами, постепенно убирая лишние детали до того момента, пока поверхность не становилась шершавой от карандашных линий и следов ластика.
На такой «шершавой поверхности» Обри приступал к работе с черными чернилами, не используя цинковые белила и достигая необходимого контраста за счет сохранения белых участков на бумаге. Карандашных эскизов Бёрдслея сохранилось очень мало: либо они были превращены в завершенные рисунки на чернилах, либо уничтожены им как неудачные. Пустота — один из признаков визуального стиля Бёрдслея: его фигуры часто располагаются в больших блоках черного или белого. Но когда дело доходило до знакомства с литературными произведениями, подход Бёрдслея был в корне аккретивным. В мир, созданный писателем, неизменно добавлялось что-то новое, даже если это новое было просто пустым пространством.
Был ли Бёрдслей гендерным радикалом или реакционером? Часть его загадки заключается в том, что его иллюстрации означают такие разные вещи в разных контекстах. Возьмем два небольших журнала, соредактором которых он был. Один из них, «Желтая книга», был известен тем, что публиковал женщин-писательниц, многие из которых придерживались радикальных суфражистских взглядов, а другой, «Савой», был почти исключительно мужским изданием. В обоих изданиях фигурировала каноническая женщина Бёрдслея: властная, тлеющая фигура, которую можно было бы назвать феминисткой или роковой женщиной. Чем больше времени вы смотрите на эти изображениями, тем менее комфортно вы чувствуете себя, утверждая какую-либо последовательную позицию их создателя.
Особая ирония в отношении Уальда и Бёрдслея заключается в том, что одна из наименее запоминающихся работ Уайльда — перегруженная пьеса «Саломея» — стала причиной создания самых знаменитых рисунков художникая. Шедевры асимметричной композиции, они рисуют мир, где все непристойно и никто не может определить свой пол. Но приапическая фауна и водные формы изображений имели мало общего с закодированным языком и византийской атмосферой пьесы.
Уникальный, но портативный, зыбкий стиль Бёрдслея мог быть поставлен на службу любому предмету и любому делу. В статье 1897 года в журнале The Idler было сказано: «Прогулка по улице, взгляд на рекламные щиты или беглый осмотр иллюстрированной периодической печати убедит вас в том, что, как бы прискорбно это нам ни казалось, мистер Бёрдслей основал собственную школу».
Титры
Текст подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды.
Еще почитать:
Подпишитесь, чтобы не пропускать новые посты❗