Почему медиа, которое пишет о здоровье, нужна специальная редакция

Привет! Меня зовут Лизавета Дубовик, и я возглавляю медицинскую редакцию в «Севергрупп Медицине», а еще я главный редактор Купрума.

Наша команда отвечает за то, чтобы весь медицинский и научно-популярный контент, который публикуется от лица нашего бизнеса и в нашем медиа о медицине и качестве жизни, соответствовал принципам научной коммуникации и медицинской журналистики. Сегодня я расскажу вам, что это за принципы и почему без них не выйдет сделать большое медицинское медиа — такое, как Купрум.

Медицинская журналистика — это журналистика о здоровье и качестве жизни. Формально это направление научной журналистики. Для нас так же важны ссылки на релевантные научные источники, но есть и некоторые особенности. Например, для медицинского журналиста одна научная статья не будет значить много. Когда мы пишем свои тексты, мы должны ориентироваться на более масштабные исследования (систематические обзоры, метаанализы) или даже на международные рекомендации. Все потому, что, прочитав наш текст, человек может принять какое-то решение о здоровье и мы несем особую ответственность за информирование.

Медицинские журналисты очень дотошные. Они проверяют факты и ссылки на источники много раз, нередко проверяют сами источники, потому что даже самые качественные из них иногда подводят.

Например, в самом начале пандемии COVID-19 мы в редакции писали тексты о том, как обезопасить пространство вокруг себя, конечно же, проверяли информацию о том, сколько вирус SARS-CoV-2 живет на поверхностях. Один авторитетный источник давал точные цифры по бумаге, хотя ни в одной научной статье их не было. Нам пришлось покопаться, чтобы выяснить, что они просто усреднили время жизни коронавируса на стекле и дереве, о чем стало понятно только из ответа на комментарии под их инфографикой. Мы посмеялись, информацию в свои тексты брать не стали, но и головой покачали: ведь многие СМИ мира использовали такие непроверенные цифры без даблчека. Мы себе такое позволить не можем.

Медицинская журналистика — очень редко журналистика экспертов, несмотря на то, что все привыкли доверять информации только из их уст. Да, мы делаем большие интервью с врачами и учеными, но и им приходится высылать нам ссылки, чтобы подтвердить свои слова. В нашем мире просто утверждать что-то с высоты своего опыта или большого авторитета нельзя. Только исследования, только проверенные факты. Поэтому иногда бывает сложно найти хорошего эксперта, но мы справляемся и дружим с врачами, которые разделяют принципы доказательности и поддерживают принципы нашей работы.

Если вам кажется, что медицинские редакции — это гомогенная среда, то вы ошибаетесь: у нас тут не просто толпа зануд, которые хорошо и интересно пишут про здоровье и качество жизни. У каждого из нас есть своя роль, которая организует весь процесс производства хорошего и проверенного контента. Сейчас я расскажу вам, как мы распределяем роли внутри проекта Купрум.

Главный редактор определяет редакционный план, выбирает релевантные темы и держит руку на пульсе важных событий, если о них нужно написать сверх плана. Важные события в нашем мире — это Нобелевская премия, обновленный гайдлайн ВОЗ по коронавирусу или популяционное исследование на хорошей выборке в России (их просто так мало, что это реально событие). Свежие научные статьи мы обычно не рассматриваем — иногда эти новости опровергает другая статья уже на следующий день. А вот новый метаанализ Кокрейн пройдет как повестка.

Медицинские авторы и редакторы пишут тексты по заданию главного редактора. Их тексты должны пестрить ссылками. Каждое слово должно быть подтверждено проверенной ссылкой, за которую еще нужно будет ответить.

После работы над текстом с редактором, который проверяет и понятность текста, и корректность фактов, автор отдает текст в научный департамент. Там научный редактор независимо и скрупулезно проверяет источники и дает свои комментарии. Иногда текст приходится менять.

Когда все согласовано и готово, текст смотрит наш корректор, который не просто меняет форму кавычек, а проверяет формулировки на корректность и этичность.

Затем текст публикует выпускающий редактор. Он верстает тексты, сопровождает их иллюстрациями и добивается идеальности.

А еще у нас есть ресерчеры и фактчекеры. К сожалению, мы так и не придумали пока, как называть их по-русски. Может, вы предложите варианты. Ресерчеры помогают авторам найти классные научные источники перед написанием текста, а фактчекеры проверяют уже после.

Любопытная роль — фактчекер подкаста. У нас есть свой подкаст «Без шапки». Мы приглашаем лучших экспертов в своих областях, но и за ними стараемся проверить, ведь иногда можно просто оговориться или еще что-нибудь. Наш фактчекер выслушивает аудио перед публикацией, выписывает и проверяет факты. Нередко мы добавляем к подкасту дисклеймеры с их пояснениями: мол, на такой-то минуте гость имел в виду не совсем то, что вы услышали, вот вам ссылка на статью.

Честно говоря, я очень хотела сказать, что у меня на это пять причин, но нашлось только четыре, а выдумывать еще одну для красного словца было бы так не похоже на медицинского журналиста.

Что-то можно узнать самостоятельно, набить шишки. Мы предпочитаем учиться. Большая часть нашей редакции — выпускники или студенты первой в России магистратуры по научной коммуникации в Университете ИТМО. Я тоже ее заканчивала (моя магистерская диссертация была посвящена управлению доверием в медицине). В ИТМО учат всему перечисленному выше, а мы дотягиваем до нашего внутреннего стандарта студентов на стажировках внутри медредакции.

Кроме вузовского образования, есть еще дополнительное. Мы ездим на конференции и форумы, учимся на онлайн-курсах по медицине, эпидемиологии, а также по редактуре и управлению медиа. А еще мы учимся, потому что постоянно меняется подход к коммуникации в медицине. От патернализма к сотрудничеству, от асимметричной модели к коммуникации рисков. Сейчас я расскажу про это подробнее.

Когда-то давно ученые и врачи не очень любили делиться информацией и объяснять, что вообще к чему и почему они говорят пить эту таблетку, а не ту. Нужно было им просто верить. В научной коммуникации еще говорят, что они сидели в «башне из слоновой кости», откуда иногда показывались получить премию и рассказать про что-нибудь сложное еще более сложными словами.

Но шло время и налогоплательщики в демократических странах стали задавать вопросы. Потому что деньги на науку дают они, а что ученые на них делают, никто не знает. Глядишь, еще бомбу какую опять собирают или черную дыру создают. Так ученых обязали отчитываться, так появилась научная коммуникация и так открытость двинулась и в сторону медицины. От асимметричной коммуникации (когда исследователь сам захотел) перешли к модели диалога между учеными и обществом.

Если раньше врач мог просто и без объяснений настоять на формате лечения и лекарствах, то теперь все знают: пациент будет выполнять рекомендации, только если ему все понятно, а еще если он принял решение вместе с врачом. Вот когда решает только врач — это патернализм. Совместная работа врача и пациента — это уже сотрудничество.

Из этого выросли и большие гайдлайны, созданные ВОЗ, по коммуникации в период медицинских катастроф. Там пишут, что нужно открыто сотрудничать, предлагать действия, осведомлять о всех рисках и не замалчивать масштабы эпидемий. Но и это, как выяснилось, не очень хорошо работает: посмотрите хотя бы на то, что происходило в разных странах после объявления пандемии COVID-19. Поэтому специалисты в области медицинской коммуникации разработали особенную модель коммуникации — коммуникацию рисков.

В нашей компании есть хорошая традиция: выучил что-то сам — поделись с коллегами на «Умной среде». На видео ниже я рассказываю на таком мероприятии об инфекционной эпидемиологии и коммуникации рисков после того, как закончила курс Гонконгского университета Epidemics на Coursera.

Например, так сделал один эпидемиолог во время первой вспышки Эболы в Африке. Тут важно понимать, что человек, который болеет из-за этого вируса, заразен даже после смерти. Ученый сговорился с местным священником, и они рассказали жителям деревушек, что Эбола — это злой дух, поэтому трогать больных и умерших нельзя: дух перейдет. Сработало. А когда говорили что-нибудь про вероятность и популяционные риски, вирус и его свойства, мытье рук и спиртовые антисептики, людям было все равно, ведь проститься с усопшим родственником, обняв на прощание, важнее. А вот дух — уже не ОК.

В общем, если вы хотите писать о медицине по-настоящему хорошие и работающие тексты, которые будут безопасны для окружающих, вам придется завести медицинскую редакцию.

Вот критерии, которым тогда будет соответствовать ваш контент: